— Уверен, Сидни Грин об этом позаботится, — кивнул Пикеринг.

— Хорошо. Еще мне нужны данные о среднем доходе гражданина Убомо, а также оценка, насколько он вырастет, скажем, через пять или десять лет, после того как начнут сказываться преимущества программы развития.

— Возьмете на себя, Невилл?

Встреча продолжалась еще с полчаса, потом Дэниэл решительно подытожил:

— Как автор фильма, я должен сформулировать его тему. В наши дни общее представление об Африке таково: это больной континент, истязаемый как будто неразрешимыми проблемами, демографическими, экономическими и политическими. Я хочу взять иную ноту. Я покажу миру, как может быть, как должно быть. Темой фильма я вижу…

Он помолчал, создавая драматический эффект, потом поднял руки, обнимая воображаемый экран:

— Убомо — прямая дорога к будущему Африки.

Люди за столом невольно зааплодировали, и Пикеринг снова наполнил стаканы хересом.

Провожая Дэниэла и Бонни к выходу из здания, он радостно сказал:

— Все прошло хорошо. Думаю, вы оба произвели очень хорошее впечатление. — Он улыбался, как довольный школьный учитель. — А теперь у нас приготовлен небольшой подарок для вас. Сэр Питер Харрисон… — он заговорил таким тоном, словно упоминает божество, — сэр Питер желает лично сказать несколько слов вам и мисс Мейхон.

Он не стал ждать их согласия, а направился к лифту.

В приемной Тага Харрисона они ждали всего пять минут. Приемная едва вмещала бесценные произведения искусства, размещенные на стенах и в застекленных витринах. Потом одна из трех красивых секретарш подняла голову и улыбнулась:

— Прошу за мной. Сэр Питер ждет вас.

Когда она проводила их к двери в дальнем конце приемной, Пикенринг остался.

— Подожду вас снаружи. Задерживайтесь не больше чем на три минуты. Сэр Питер занятой человек.

Высокие окна кабинета Харрисона выходили на Темзу и Национальный театр. Когда он отвернулся от окна, его лысина сверкнула на солнце, как гелиограф.

— Дэнни, — сказал он, протягивая узловатую правую руку. — О вас позаботились?

— Наилучшим образом, — заверил его Дэниэл. — Опираясь на то, что они мне рассказали, я подобрал название программы: «Убомо — прямая дорога к будущему Африки».

— Мне нравится, — без колебаний сказал Таг Харрисон, но, говоря это, смотрел на Бонни Мейхон. Одобрение могло относиться и к ней, и к названию, придуманному Дэниэлом.

Ровно через три минуты после того, как они вошли в святилище БОСС, Харрисон отвернул манжет рубашки «Тернбулл и Ассет»[26]. Запонки и часы были золотые, с бриллиантами.

— Рад был повидаться, Дэнни. Очень рад знакомству, мисс Мейхон, а теперь прошу меня извинить…

У входа в здание БОСС их ждало заказанное Пикерингом такси.

— За счет компании, — сказал он, пожимая руки и бросая последний грустный оценивающий взгляд на грудь Бонни. — Вас отвезут, куда скажете.

— «Каспийская икра», — беззаботно велел Дэниэл шоферу.

Когда они сидели за столиком у окна маленького ресторана, Бонни шепотом спросила:

— Кто платит?

— БОСС, — заверил он.

— В таком случае 250 граммов белужьей икры с горячими блинами и сметаной.

— Годится, — согласился Дэниэл. — Мне то же самое, и мы выпьем бутылку шампанского. Что предпочитаешь, «Роже» или «Вдову»?

— То, чего мне на самом деле хочется, подождет, пока мы не вернемся в твою квартиру, а пока бокал «Вдовы» позволит провести время и тебе набраться сил. — Она похотливо оглядела его. — Силы тебе понадобятся. Это прямая угроза.

И Бонни накинулась на икру с аппетитом и удовольствием школьницы на каникулах.

— Так что ты думаешь о БОСС? — спросил Дэниэл.

— Думаю, Таг Харрисон очень сексуальный мужчина. Запах серьезных денег и власти возбуждает посильней икры и шампанского. — Она улыбнулась, верхняя губа была в сметане. — Ревнуешь? Если нет, я промахнулась. Мимо.

— Но, если отставить сексуальную привлекательность Харрисона, что ты думаешь о планах БОСС относительно Убомо?

— Офигеть! — сказала она, жуя блин. Это выражение особенно раздражало Дэниэла. — Жуть берет. — Того хуже. — Если заплатишь мне достаточно, куплю акций БОСС! Кое-кто заработает в Убомо мешок денег.

— И это все? — Дэниэл улыбнулся, чтобы показать, что говорит не всерьез. — И это девушка, что сняла поразительную сцену — карибу на арктическом солнце? Ради мешка денег? И все?

На мгновение вопрос ее озадачил, но потом она легкомысленно отмахнулась.

— Конечно. А для чего еще, любовничек?

И она куском блина подобрала остатки белужьей икры. — Как ты думаешь, твой вновь приобретенный счет позволяет заказать еще одну порцию рыбьих яиц? Работающей девушке не часто приходится их пробовать.

Бонни Мейхон нервничала: незнакомое ощущение. Юбка и чулки — непривычно. Она привыкла к тесным объятиям джинсов. Однако случай был столь необычный, что потребовал смены привычного наряда. Она даже пошла на то, чтобы наведаться в парикмахерскую.

Обычно она умудрялась сама испортить себе прическу. При этой мысли Бонни улыбнулась. Приходится признать, что девушке у «Майкла Джона» это удалось лучше.

Сидя в вестибюле отеля «Ритц» на Пикадилли, она разглядывала свое отражение в обрамленном золотом старинном зеркале напротив. «Неплохо, — признала она. — В ста шагах сойду за леди». Она поправила новые завитки, уложенные по моде, на гель. Нехарактерный для нее жест, символ нервного напряжения, с каким она ожидала свидания.

Секретарша, которая по телефону устроила эту встречу, предложила, чтобы машина забрала ее из дома. Бонни наотрез отказалась. Она не хотела, чтобы кто-нибудь видел ее берлогу: она экономила, и район южного Лондона, где она сейчас жила, вряд ли можно было назвать удобным для жизни.

Первым, что пришло ей в голову, был «Ритц». Отель больше соответствовал впечатлению, которое она хотела произвести. И хотя встречу организовала секретарша, Бонни очень надеялась на ее результат. «Это настоящее предложение, — уверяла она себя. — Уж очень недвусмысленно он на меня смотрел. До сих пор я на этот счет никогда не ошибалась. Он на меня запал».

Она посмотрела на часы. Ровно семь тридцать.

«Он из тех, кто считает пунктуальность обязательной», — подумала она, а когда выжидательно взглянула на главную дверь, к ней уже направлялся мальчик-слуга. Бонни заранее заплатила швейцару и показала, где ее можно будет найти.

— Ваша машина пришла, мадам, — сказал мальчик.

У обочины стоял «роллс-ройс». Жемчужно-серого радужного цвета, с дымчатыми непрозрачными стеклами, придававшими великолепной машине нечто сюрреалистическое.