Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Эрик, нас схватили», — послала она ментальную волну, молясь Кали, чтобы ее сигнал не уловили, а затем окончательно ухнула в бездну — спасительный кокон от боли — хотя понимала, что это ненадолго: серебро всё равно, подобно яду, проникнет в кровь и пропитает ее всю, прожигая адской болью. Ничего не боятся вампиры и боги так сильно, как боли, это единственное их слабое место, и самое страшное, когда они не могут это закончить.
* * *
Эверилд вышла из глубокого транса. Она лежала на холодном каменном полу, кругом была сырость, вампирша со стоном села и осмотрелась — какой-то каменный мешок, так она назвала комнату из каменных стен.
Вдруг стена дрогнула и отошла, в комнату вошли три черных вампира, они осмотрели Эверилд.
— Очнулась, красавица? — насмешливо спросил вампир, похожий на негра.
— Лучше бы умерла.
Вампиры расхохотались.
— Смешнее шутку мы не слышали! Сама пойдешь, или тебя силой повести? — уточнил низкорослый вампир с блеклыми черными волосами.
— Пожалуй, пойду сама, — сказала Эверилд, понимая, что сопротивление бесполезно.
— Вот и умничка, тебя хочет видеть Совет.
— Какая великая честь мне оказана, — насмешливо ответила вампирша.
— Рады, что вы это понимаете, дети солнечного затмения, — сказал третий мужчина, худой, как высушенная слива, с козлиной бородкой.
Эверилд расхохоталась истеричным смехом, заломив руки. Вампиры стали перешептываться:
— Кажись, она с ума сошла от боли.
— Угу. Кто перед вечными пытками так может смеяться?
— Тот, кто оказался в безвыходном положении, — раздался глубокий голос, его обладатель раздвинул черных вампиров. В глаза сразу бросились мощная фигура, жесткое властное лицо, казалось, этот вампир всем телом излучал силу, власть и самоуверенность. Одет он был в черные тряпки, так в Совете ходил только он: Али Хаимсон.
— Здравствуй, дочь моя, — обратился он к Эверилд. Вампиры поставили ему табуретку, и он сел, скрестив ноги, сложив руки. — Будем сотрудничать? — с вызовом поинтересовался он.
— С кем? С вами?
— Ты здесь наблюдаешь еще кого-то? — приподнял он одну бровь. Эверилд снова расхохоталась, а вампир сказал: — Твоя натуральная внешность тебе идет гораздо больше, чем чужая личина.
Вампирша вздрогнула, словно ее стеганули серебряной струной. Она посмотрела на свои руки, ноги, тело.
— Твое лицо обрело прежние черты, так идущие тебе. Посмотри на свои волосы. Сразу видно, что ты еще не проснулась до конца. Кстати, могу поздравить — твои ожоги почти зажили и больше не появятся, если ты будешь вести себя как послушная дочь Совета, — спокойно сказал Али, вытянув свои идеальные руки: длинные красивые пальцы были увенчаны тонкими золотыми кольцами, они ему шли, придавая какой-то неуловимый шарм. Он всегда импонировал Эверилд, но, увы, сейчас их пути разошлись: она с Темным Эриком, а он по ту сторону баррикад — теперь они враги, а когда-то были хорошими друзьями. — Надеюсь, ты понимаешь, почему именно меня послал Совет к тебе?
— А как не понимать? Мы были с тобой друзьями, пока наши пути не разошлись. Если ты надеешься, что я испугаюсь и всё тебе выложу о Темном Эрике, принце Дарте, ты глубоко заблуждаешься.
— Очень жаль, — печально сказал он и, дав отмашку, вышел. В комнату завели Эрика, бледного как смерть, с кровавыми подтеками под глазами, он едва передвигал ногами.
— Эрик, боже, что они с тобой сделали?!
Вампиры отпустили Эрика, и он упал на колени, таким измученным она еще сына не видела: он был весь грязный, волосы спутались, несколько пальцев было отрезано, шла кровь. Он тихо всхлипывал. Вампиры закрыли стену, оставив их в полной темноте одних.
Эверилд разрыдалась, бросившись к сыну, обнимая его, но он вскрикнул, и вампирша поспешила отпрянуть.
— Тебе больно.
— Помнишь, я в детстве спрашивал, что будет, если мне отрубить руки? Теперь я знаю ответ на этот вопрос, — сказал он разбитыми губами, зубы были выбиты, сын слабо улыбался.
— Кали, как ты могла его не уберечь?! Мальчик мой, что они с тобой сделали… — причитала Эверилд, потрясенная увиденным. Дашкова точно бы уже лишилась чувств при виде такого зрелища, она же мрачно улыбнулась.
— Если бы я тебя послушал, то никого бы не подверг опасности. Я достоин смерти, я молил их убить меня, но был нужен живым. Прости меня, мама.
— Ты ни в чём не виноват. Мы сами виноваты.
— У тебя обгорела кожа.
— Ерунда, ожоги пройдут, — заверила она.
— Они хотят знать, где Эрик Дарт.
— Знаю, — ответила она, с трудом сдерживая рыдания.
— Мама, отсюда есть выход? Ты же можешь проломить стены?
— Глупости всё это, шум привлечет внимание, и нас бросят в камеры, состоящие из серебра, отсюда невозможно сбежать, если только кто-нибудь поможет извне. Хотя, думаю, выход есть. Надо подумать. Ведь как-то они открывают стены, а значит, есть тайный механизм. Его возможно взломать. Наверное, хотя нас навряд ли надолго здесь оставят. Я слишком опасна, и правда — стены мне не преграда. Они пользуются тем, что я пока слаба, как тряпичная кукла.
— Мама, прости меня, я сдал Темного Эрика.
Вампирша вздрогнула, посмотрев на сына потрясенно.
— Что ты сказал?.. — спросила она одними губами, настолько было велико удивление.
— Я рассказал Совету, где найти принца Эрика, надеялся, что они меня выпустят, а тебя не тронут.
Эверилд не могла поверить своим ушам, в эту минуту она бы предпочла остаться глухой. Вампирша одарила сына ледяным взглядом и отвернулась, в комнате повисла напряженная тишина.
— Я совершил глупость? Знаю, — Эрик опустил глаза в пол. — Но они обещали меня отпустить, если я им всё расскажу, — попытался оправдаться ребенок. Эверилд молчала, не в силах поверить в сказанное.
«Кали, что мне сейчас делать? Темный Эрик был единственной надеждой на то, что сын будет жить. Принц Эрик не прощает предателей. И что теперь остается делать, если все мои старания полетели прахом. Предать Темного Эрика и рассказать всё, что я знаю, или…» — она не хотела додумывать мысль. Эверилд медленно повернулась к сыну и слишком спокойно спросила:
— Ты знаешь, что Темный Эрик не прощает предателей? Если бы ты не был так глуп, у тебя был бы шанс на будущее. Ты всерьез думаешь, что Совет тебя пощадит? Они убивают дампиров, и жив ты только потому, что они хотят как можно больше причинить мне боли. Мне жаль тебя, но ты сам подписал себе смертный приговор, — в глазах вампирши