«29 марта царь катался на шлюпках по Москве-реке, против течения, за 3 или 4 версты от места, что у Кремля…» «…Месяц апрель начался такою резкою теплотою, что лед и снег быстро исчезли. Река от такой внезапной перемены, продолжавшейся сутки, поднялась так высоко, как не запомнят и старожилы…» «…9-го числа. Царь опять потешался катанием на Москве-реке от увеселительного дома генерал-фельдмаршала Бориса Петровича Шереметева, лежащего на этой реке невдалеке от Москвы, насупротив прекрасной дачи царя, называемой Воробьевы горы…»

Здесь все знакомо: гребля против, наводнение, царская дача на Горах и шереметевская на лугу. Вот только в лодке царь.

Движение против течения споспешно росту Воробьевых гор от минимальной высоты. Горы растут из низкого Замоскворечья, поднимаясь вместе с Якиманкой и продолжающей ее Большой Калужской улицей. Самое низкое место Москвы незаметно становится самым высоким.

К. де Брюин. Панорама Москвы. Гравюра. 1702

У Воробьевых гор есть два топографических определения. От устья Сетуни, где Краснолужский мост, они распространяются либо до крупного оврага, отделяющего от Нескучного, – либо до местности Крымских топонимов (мост, вал, луг, набережная), где сходят на низ. В первом случае Горы глядят полукольцом, подковой с центром Воробьевского дворца, где мог возникнуть храм Христа Спасителя. А во втором, центруются Андреевским монастырем на берегу и куполом Васильевского дома на плато.

Споря о месте утопления Муму, спорим о центре Гор.

Граница Лужников взаимообусловлена с границей Гор. Собственно Лужниками называлась местность в излучине реки, где ныне стадион. Но луговина достигала Крымского брода, ее собственное имя в Хамовниках было Самсонов луг. Клин луга суживался к броду, уступая городской застройке, подходившей к берегу только у Крымского моста, в конце Остоженки, где «дом Муму», то есть Тургеневых.

Собственно Лужники были оставлены за новой городской чертой – Хамовническим валом. Приуроченный одним концом к неотменимой для обоих вариантов засечке Сетунского перевоза, Вал другим концом наставлен на большой овраг между Горами и Нескучным. До рубежа веков, когда по Валу проложили железнодорожные пути с двумя высокими мостами через реку, два определения были, пожалуй, равноправны. С появлением пути, отрезавшего Горы от Нескучного, старая ось вступила в новые права, чтобы спустя полвека увенчаться Университетом.

Еще немного топографии. Над Крымским бродом со времен Екатерины переброшен Крымский мост. Чуть ниже по течению река двоится рукавами основного русла и Водоотводного канала, прорытого по старице при той же государыне. Остров между речными рукавами держит носом против течения, в сторону Воробьевых гор. Своеобразной носовой фигурой на стрелке острова впоследствии поставили дом Яхтенного и гребного клуба. (Этот же мотив утрирован печально знаменитым изваянием Петра, ведущего корабль против течения, лицом к Горам.)

Круговая панорама Москвы с храма Христа Спасителя. Фототипия «Шерер, Набгольц и Ко». 1867. Фрагмент с Бабьегородской плотиной.

Слева – стрелка Водоотводного канала

Поднятие флага Московского Речного клуба. Рисунок. 1901

Главное русло ниже стрелки до советских лет перегораживала землебитная, позднее деревянная Бабьегородская плотина, которая и отводила часть воды в канал. (Топоним «Бабий городок», давший название плотине, происходит, в свою очередь, от свайных баб, какими укрепляли берега.)

Плотину можно полагать границей ареала Воробьевых гор в предельно крупном очерке. Вода у горного подножия – это большáя, бóльшая вода, чем ниже по течению. Это вода до раздвоения реки, во-первых, и над плотиной, во-вторых. Что важно для дальнейшего.

Ибо в «Муму» впервые на воде меж Воробьевых гор и Лужников является, помимо жертвы потопления, фигура жертвователя. Того, кто топит.

Притом для описания Герасима Тургенев прибегает к метафорам лесным, древесным, даже называет его лешим. В остальном повесть поставлена под знак воды. Обязанность Герасима – возить на двор бочку с водой. Пьяницу Капитона прячут от Герасима в чулане с водоочистительной машиной. Разочаровать Герасима в Татьяне можно напоив ее, так что отдав Татьяну Капитону, Герасим отдает ее самой воде. Муму утоплена в Москве-реке, но раньше спасена Герасимом оттуда же.

Собака спасена на Крымском броде. Это название существовало и как синоним Крымского моста. От брода же Герасим отплывает с ней впоследствии. Ход лодки вверх есть ход большой водой, а воду поднимает Бабьегородская плотина. Неслучайно в половодье плотину открывали, чтобы не залить вышележащие места.

Тогда Герасим – аллегория плотины, поднимающей речную воду подле Воробьевых гор. Отсюда, может быть, все деревянное в его портрете.

Для суеверия он олицетворяет водяного, заправляющего и плотиной, и рекой, и мокрым лугом, и источником в горе. Вне суеверия он только аллегория, иносказание в персоне обстоятельств места. Аллегория раздачи или удержания воды; плотины как кордона между водами; низкого берега, разлива, водополья; наконец, воды нагорной, прибывающей размеренно или внезапно.

Овражистые Воробьевы горы в самом деле полноводны. Стройка Витберга закрылась еще и потому, что отворила новые источники в горé.

Этому русскому вопросу полтораста лет.

Гибель Муму есть случай в полном смысле местный. Оправданный не столько изнутри рассказа, сколько изнутри пространства, оглашенного рассказом. Здесь не пространство захвачено действием, но действие пространством. Выбрав место действия, Тургенев оказался в поле местной фабулы как фабулы потопа. И развернул ее ярче других.

Кроме того, гибель Муму есть случай символический, поскольку совершилась жертва, и жертва любовная. Герасим жертвует любовью дважды: утопление собаки есть метафора его отказа от Татьяны.

Дом Тургеневых на Остоженке («дом Муму»; в перспективе переулка).

Фото из собрания Э.В. Готье-Дюфайе. 1913