— Довольно. А его ты любила? — спросила она, указав на Гения.

— Нет, — глухо ответила ей Эмри, также ни секунды не колеблясь.

— Здорово, — резюмировала подозрительно довольная Анна. — Идеально.

Она обошла Эмри и встала между ней и Гением.

— И вы не встречались все эти годы? — спросила она, глядя на них обоих по очереди.

— Нет, — ответили они хором, а Гений удивился: он перестал понимать, к чему так упорно клонит дочь Эмри.

— Прям ни единый раз не встречались? — уточнила она.

— Нет же, Анна, — уверенно повторила её мать, — нас ничего не связывало. Я никогда его не любила. И всё это не имеет никакого отношения к делу в любом случае.

— Классно, — воскликнула Анна, — превосходно. А что есть вот это? — с мрачно-торжествующим видом спросила она, вытащив из внутреннего кармана ветровки стопку бумаг.

Гений их, конечно, узнал.

— Это мои письма, я их писал, — немедленно объявил он. — Я в самом деле очень хотел, чтоб твоя мать ко мне вернулась. Прости меня. Хочешь, я тоже…

— Молчи! Я не спрашивала тебя! — разъярённо выкрикнула Анна. — Мне плевать на твои письма. Ты мне никто. Это что?

Анна швырнула бумаги на пол перед Эмри, они разлетелись, но Эмри не стала их собирать. Она опустила голову и больше её не поднимала.

— Что это, мама? Понимаешь, я не о письмах, а о твоих ответах. Я спрашиваю тебя, как ты смела такое писать за месяц до моего рождения? А после? Сколько приглашений встретиться, мерзких признаний, как здорово. Жаль, папа ничего об этом не знал, он бы тебя заживо закопал.

— Это мои личные вещи, — холодно ответила Эмри. — Я никуда никогда их не отправляла. И вообще удивлена тем, что ты их нашла, учитывая, что они хранились в разных местах.

— Ты что думаешь, хорошо спрятала? — Анна зло рассмеялась. — Плохо. Что ты мне скажешь теперь? Что можешь сказать?

Эмри молчала. Гений подумал, что ничего хуже в жизни он не испытывал. Ровно в тот самый момент, как он, собираясь применить к Эмри А-17, влез к ней в голову, он понял, что этим всё и закончится. Не именно этим, вариации, конечно, были: сбитый самолёт, штурм или такой вот бескровный, но от этого не менее болезненный вариант. Неизменным было одно: впереди маячило моральное падение, которому он никак не мог помешать. Более того, хотя он изо всех сил старался облегчить страдания Эмри, в результате только усугубил их, допустив её встречу с обвинителем лицом к лицу. И она была беззащитна перед обвинениями дочери настолько же, насколько он — беспомощен перед судьбой. Какой был смысл обладать властью, с которой ничто не могло сравниться, если он не смог с её помощью защитить единственного человека, который был ему дорог? Если б только он знал с самого начала, что защищать Эмри придётся от самой себя.

— Я презираю тебя, — сказала не дождавшаяся ответа Анна, и на сей раз в её голосе прозвучали убедительные нотки ненависти. — Я хочу, чтоб ты сдохла самой мучительной смертью. Ты будешь умирать одна. Все узнают о том, кто ты, никто тебе не поможет. Даже он, — она ткнула пальцем в Гения. — Ты ему надоешь.

Она демонстративно вытерла ноги о письма и направилась к выходу.

— Ты меня тоже раздражаешь, — бросила она напоследок уже в адрес Гения.

Когда она вышла, он тут же бросился к Эмри, которая, казалось, окаменела. Она не обратила на него никакого внимания, продолжая стоять на коленях и смотреть в пол.

— Пойдём домой, уже поздно, — сказал он. — Если хочешь, я побуду с тобой, или, наоборот, оставлю одну, но лучше тебе поспать.

Гений взял её за подбородок и слегка приподнял его, чтобы заглянуть ей в глаза.

«Джил спрашивала меня, что такого я нашёл в Эмри? Как же очевиден всегда был ответ на этот глупый вопрос».

Эта женщина была волнующе, до совершенства непредсказуема: несмотря на то, что он всего несколько часов назад прочитал её мысли, он вовсе не был уверен в том, какой она будет теперь. И вот он смотрел на неё, и эти острые, зелёные, насмешливые искорки в её глазах не оставляли ему никаких сомнений: то, что она чувствует, абсолютно непозволительно, она переживает не то, что должна сейчас переживать. Это было неприлично и волнительно для них обоих, куда более неприлично, чем всё, что случалось между ними прежде.

— Домой? — переспросила она, загадочно улыбаясь. — Ты, кажется, обещал мне что-то неэтичное.

Она встала с пола и заблокировала дверь.

— «Последний час свободного мира», «Расписание Судного дня: порядок применения информационного оружия», «Краткая история разложения Комитета по этике: 50 лет на страже свободного мира. От идеалов демократии до создания мирового правительства». Вот последняя статья, кажется, любопытная, что скажешь?

Эмри, одетая в чёрный шёлковый халат-кимоно, лежала на диване, закинув ноги на маленькую твёрдую подушку. Занималась она тем же, чем во все прочие вечера на этой неделе, не считая, разумеется, двух дней, которые она провела в комитете и восьмичасовых секретных (хотя, судя по заголовкам, уже нет) переговоров на одном из островов в самой южной части Второго сектора.

— Я скажу, что ты мне зубы заговариваешь, — ответил ей сидящий напротив Гений. — Хватит читать эту чушь. Ешь пирожные.

Она оторвалась от чтения и хитро посмотрела на него, а потом в очередной раз на чуть ли не двухметровый серебряный поднос с пирожными, занявший большую часть места в маленькой гостиной и до конца не вместившийся на два поставленных рядом низких стола.

— Ты понимаешь, сколько в них сахара? Ещё и после ужина. Ты хочешь откормить меня до ожирения и диабета?

— У тебя не будет ни того ни другого, если ты съешь парочку, — возразил он. — Ешь, иначе мне придётся тебя заставить.

Он в точности не знал, почему эта угроза так забавляет Эмри, но смирился с тем, что она работала. Конечно, это было шуткой. Что вообще могло бы быть нелепее, чем применить А-17, чтобы накормить кого-то? Кроме того, хоть Эмри об этом и не догадывалась, он заказал две сотни разных пирожных вовсе не для того, чтобы экстравагантным образом продемонстрировать ей свою заботу. У него были планы, в которые применение А-17 никак не вписывалось.

— Ты просто тиран, — с притворным возмущением сказала она, потянувшись рукой к подносу.

Её пальцы на мгновение зависли над тарталеткой со взбитыми сливками и малиной, но уже мгновение спустя задумчиво переместились к рядам с бледным суфле, пренебрегли глянцевыми ежевично-черничными шедеврами, чуть было не коснулись засахаренных лепестков фиалки на круглом маленьком бисквите и, слегка задев вишенку на кремовой шапке, венчающей одно из безе, вытащили из пятого от Эмри ряда маленькое пирожное с тонко отрезанным прозрачным лимоном сверху.

— Ну нет, — столь же притворно возмутился Гений, пытаясь скрыть восторг. Он угадал! Но это было просто, настолько, что не требовало никаких технических средств. Предугадать следующий ход будет куда сложнее…