могли быть остановлены только вводом в бой с марша 309-й стрелковой дивизии и 10-го танкового корпуса. Однако выдвижение этих двух соединений запаздывало. Положение было спасено неожиданным способом. Немецкие самолеты-разведчики обнаружили механизированную колонну на западном фланге наступления корпуса Кнобельсдорфа. Командованием корпуса было принято решение отказаться от развития успеха и развернуть «Великую Германию» на запад. Задача дня была достигнута, и рисковать было сочтено нецелесообразным. Это позволило выдвигавшимся Ватутиным резервам занять назначенные позиции. Тем временем на поле брани появились новые участники.

Марши, марши…

Слово «марш» имеет французское происхождение. Marche в буквальном переводе означает «ходьба» или «шествие». В приложении к военным действиям это перемещение соединений и объединений своим ходом из одной точки в другую. В случае стрелковых соединений это в буквальном смысле ходьба, подразделения стрелковых дивизий вытягиваются в длинные колонны и покрывают многие километры пешком. Механизированные соединения двигаются на автомашинах.

Марши являются практически неизменным спутником оборонительного сражения. В условиях, когда невозможно точно предсказать, где противником будет нанесен удар, резервы располагаются так, чтобы их можно было использовать по нескольким заранее продуманным вариантам. На практике это означает их расположение в глубине на примерно равном удалении от нескольких ключевых точек. Соответственно в любом случае после того, как направление наступления врага определится, потребуется марш для выдвижения резервов к линии фронта. Если направление удара не угадывается или же обстановка развивается не так, как предполагалось, марш приходится перекраивать на ходу. Именно так все происходило летом 1941 г., когда фронт рассыпался, предположения о дальнейших действиях противника оказывались ложными и механизированные корпуса накручивали сотни километров в утомительных маршах. Однако летом 1943 г. без маршей тоже не обошлось.

Марши, марши… Передвижения пехоты и танков своим ходом были одним из важных элементов ведения оборонительного сражения.

Уже 6 июля, на второй день сражения, командование Воронежского фронта обратилось к Верховному с просьбой об усилении войск фронта за счет резервов Ставки. Резервы эти накапливались в большей степени как ядро грядущего наступления, и «добро» на их ввод в бой в оборонительной фазе сражения было дано Сталиным скрепя сердце. Командующий 5-й гв. танковой армией П.А. Ротмистров вспоминал:

«..5 июля 1943 года начальник штаба Степного фронта генерал-лейтенант М.В. Захаров сообщил мне по телефону, что на Центральном и Воронежском фронтах завязались ожесточенные бои.

— В основной состав вашей армии дополнительно включается восемнадцатый танковый корпус генерала B.C. Бахарова. Свяжитесь с ним. Приведите все войска армии в полную боевую готовность и ждите распоряжений, — потребовал он.

А на следующий день в армию прилетел командующий Степным фронтом генерал-полковник И.С. Конев. Он уже более подробно информировал меня о боевой обстановке.

— Наиболее мощный удар противник наносит на курском направлении из района Белгорода. В связи с этим, — сказал Иван Степанович, — Ставка приняла решение о передаче Воронежскому фронту вашей и пятой гвардейской армий. Вам надлежит в очень сжатые сроки сосредоточиться вот здесь. — Командующий очертил красным карандашом район юго-западнее Старого Оскола.

Примерно через час после того, как улетел И.С. Конев, позвонил по ВЧ И.В. Сталин.

— Вы получили директиву о переброске армии на Воронежский фронт? — спросил он.

— Нет, товарищ Иванов, но об этом я информирован товарищем Степиным.

— Как думаете осуществить передислокацию?

— Своим ходом.

— А вот товарищ Федоренко говорит, что при движении на такое большое расстояние танки выйдут из строя, и предлагает перебросить их по железной дороге.

— Этого делать нельзя, товарищ Иванов. Авиация противника может разбомбить эшелоны или железнодорожные мосты, тогда мы не скоро соберем армию. Кроме того, одна пехота, переброшенная автотранспортом в район сосредоточения, в случае встречи с танками врага окажется в тяжелом положении.

— Вы намерены совершать марш только ночами?

— Нет. Продолжительность ночи всего семь часов, и, если двигаться только в темное время суток, мне придется на день заводить танковые колонны в леса, а к вечеру выводить их из лесов, которых, кстати сказать, на пути мало.

— Что вы предлагаете?

— Прошу разрешения двигать армию днем и ночью…

— Но ведь вас в светлое время будут бомбить, — перебил меня Сталин.

— Да, возможно. Поэтому прошу вас дать указание авиации надежно прикрыть армию с воздуха.

— Хорошо, — согласился Верховный. — Ваша просьба о прикрытии марша армии авиацией будет выполнена. Сообщите о начале марша командующим Степным и Воронежским фронтами.

Он пожелал успеха и положил трубку»{81}.

Скорее всего, на решении П.А. Ротмистрова выдвигаться своим ходом сказался собственный отрицательный опыт лета 1942 г. Тогда в 5-й танковой армии А.И. Лизюкова перебрасывавшиеся по железной дороге танковые корпуса вводились в бой неодновременно, что во многом определило общий неуспех контрудара. К счастью, опасения относительно бомбежки соединений армии Ротмистрова на марше оказались безосновательными. Немецкое командование сосредоточило основные усилия авиации на непосредственной поддержке наступления своих войск. Поэтому в отличие от осыпаемых бомбами механизированных корпусов лета 1941 г. 5-я гвардейская танковая армия двигалась к фронту, практически не подвергаясь воздействию противника.

Последовательность событий была следующей. Приказ на выдвижение был получен штабом П.А. Ротмистрова в 23.30 6 июля 1943 г. Вытягивание колонн корпусов началось с рассветом и продолжалось до 10.00 7 июля. Соединениям армии предстояло пройти 150–250 км. 8 июля последовал приказ на выход в район Прохоровки, что удлинило путь еще на 75-100 км. Нельзя сказать, что этот марш был рекордным по своей протяженности, но прошел он не без потери части техники вследствие технических неисправностей. Хуже всего марш прошел в корпусе Б.С. Бахарова. В 18-м танковом корпусе из 187 танков, имевшихся на 22.00 8 июля, на марше осталось 104 машины, или 55,6 %. На 17.00 11 июля в 18-м танковом корпусе в пути находилось 33 танка, в 29-м танковом корпусе — 13, а в 5-м гвардейском механизированном корпусе — 51 (четверть всего танкового парка соединения). Всего из 721 бронеединицы отстали на марше 198 танков и САУ, или 27,5 % матчасти армии. Кроме того, часть подошедших с марша танков с ходу отправлялась в ремонт.

Как в связи с этим не вспомнить отчет командира 8-го механизированного корпуса Д.И. Рябышева. Он писал: «Из-за этого 40–50 % боевых машин было выведено из строя по техническим причинам. (Это усугублялось тем, что к началу войны старая боевая материальная часть израсходовала запас моторесурсов на 50 %.) Указанные 40–50 % материальной части были оставлены на маршрутах движения дивизий. Оставшаяся материальная часть вследствие таких скоростных маршей для боя оказалась не подготовленной в техническом отношении». Здесь речь идет,