Маричка подозрительно глянула на собеседницу, уж не тронулась ли та умом.

– А вы… ты… видела ту Русалку?

– Да само собой! Ее все видели, кто в сто пятой был. Ты не была? Зря-я-я. Я однажды там так налакалась! Что смотришь? Молоко первостатейное там, от индийских коров, ну как тут устоять-то? Ты бы знала, какие там вечеринки проходят! Да и у Русалки не хуже. Она в двухсотых номерах живет, в последнем подъезде. Однажды она заказала столько шампанского, чтобы купаться в нем, пока все веселятся, что три дня не могла оклематься от похмелья! Прикинь, всю ванну залила пузырьками этими и прям оттуда и пила, бокалом, понимаешь, зачерпывала и пила. Пока все не выпила. А эти чертяки вокруг так и пляшут, так и пляшут, умора. Как будто она Венера какая-то пенорожденная. А ей ничего, брызгается… Сумасшедшая, скажи?

Маричка кивнула, вспоминая, что никогда не видела, чтобы кто-то входил или выходил из сто пятой, и не слышала, чтобы там вообще кто-то жил. Ей померещилась стародавняя сказка, только герои с картинок сошли в дом № 87, все вокруг – странный сон, в котором двигаешься, как по чужой указке, и ничему не удивляешься, только больше погружаешься в него до тех пор, пока сон не станет реальностью.

Медленный лифт одарил их загоревшейся кнопкой пятого этажа. Муська прислонилась к стене, выудила из складок юбки зажигалку и принялась щелкать кнопкой. Алый огонек то вспыхивал, то исчезал, то вспыхивал, то исчезал. Маричка зачарованно следила за ним.

– А кто еще ходит на вечеринки к русалкам?

– Известно кто: все! Вот я пару раз была. Инопланетный наш все больше дома сидит. А так и ведьмы из восемьдесят четвертого дома, у них там целый шабаш, так они по одной раз в неделю ходят, местные, Хижак бывает, только он нелюдимый, понимаешь, кровососы эти всегда так, придут и смотрят, кого бы сожрать. А у Русалки на это сухой закон… Вот он только пялится на Горгулью-то, вечная его любовь безответная, а потом уходит… Домовые еще. Петровский, знаю, любит это дело. Он там, у Русалки-то, то одно прикупит, то другое одолжит. Она ж у нас садовод, понимаешь, у нее в горшках по всей квартире чего только не растет: и розы есть, и мандарины, и горошек, в особо удачном апреле кусты прямо с птицами вырастают. И как ей это удается, до сих пор не пойму!

– С птицами?

– Ну да, со стрижами. Русалка говорит, что с клетками пока не получается выращивать, поэтому стрижи сразу разлетаются, стоит только последнему перу вырасти, и по трубам – вжих! А! Вот и приехали. Вали, старушка!

Маричка медленно поднялась с чемодана, двери, дребезжа, разъехались в стороны. Муська вышла в коридор и помогла вытянуть чемодан на лестничную клетку. Маричка благодарно кивнула ей. Было что-то привлекательное в этой сумасшедшей, все тянулась рука погладить ее по плечу, но Маричка остановила себя. Странные у Муськи все-таки фантазии. Но интересные. Еще бы послушать…

– Эм-м-м… спасибо… что подвезла, – улыбнулась она заходящей в лифт Муське.

– Да чего там! – Муська подмигнула ей и кивнула на чемодан. – Петровичу привет, что ли, от меня передай. Я на крыше, если вдруг что.

Двери лифта с грохотом захлопнулись. Маричка обернулась, дверь в квартиру деда Василя приоткрылась, из-за нее доносились аромат роз и тихий пересвист. Маричка передернула плечами и пинками протолкнула чемодан в прихожую. Василий Петрович встретил ее с двумя разномастными чашками чая на розовом пластмассовом подносе.

– А-а-а… Вижу, ты справилась. Я бы не смог на нашем лифте его протащить, а ты у нас умница, отвлекла его или обманула?

– Кого?

– Да брось чемоданчик-то, проходи.

Маричка последовала за стариком в комнату.

– А кого… кого-кого, лифт, конечно! Он у нас всегда сопротивляется, когда пытаются что-то магическое протянуть на нем, а ты, хитрюга, заговорила его, что ли?

Василий Петрович подмигнул, почти как Муська, и протянул чашку чая. Маричка поморгала, приняла чашку и сделала глоток: чай – на удивление – был вкусным и приятно горячим, от него немного клонило в сон, но Маричка не сопротивлялась, сон во сне, почему бы и нет…

– Нет… Я не заговорила. Я не знаю… Вам от Муськи привет.

Василий Петрович просиял, хлопнул ладонями по коленям и тоже потянулся к чашке.

– Так это Муська тебе помогла? Хорошая киска! – Он залился веселым молодым смехом.

– Киска?

– Ну да. – Старик шумно отхлебнул чай и со звоном опустил чашку на блюдце. – Хорошая она, с лифтом у нее свои договоренности. Надеюсь, дорого он не возьмет за нарушение своих же правил… Эх, славная они парочка, очень славная.

Маричка сделала еще один глоток чая и присела на колченогий покачивающийся стул. Магический чемодан? Лифт с характером? Окна-ромбы… Вот бы сейчас заскочить домой на пару минуточек и записать в синюю тетрадку все, что она услышала от Муськи. Все-таки странная кличка для девочки. Девушки. Но записать было бы хорошо. С недавних пор Маричка вела дневник. Правда, не называла его так никогда, чтобы никто не соблазнился на прочтение. «Синяя тетрадка» – и все. Она лежала во втором ящике стола под старыми анкетами и блокнотами для рисования. По вечерам Маричка украдкой доставала ее, маскировала под тетрадь с домашним заданием и записывала все, что хоть сколько-нибудь ее удивило днем. Так делала одна героиня сериала. А потом стала журналисткой. Хорошо быть журналисткой. Вот только они, наверное, не вырастают в таких обычных домах. Или необычных?

Слесарь был слесарем от бога, его только так и представляли: Макар Бубнев, слесарь от бога. Макару такое звание было ни к чему, но работу свою он знал и делал с душой. Вот и очередная шахта обработана-подготовлена, скоро в новом доме завизжат лифты, начнут сновать туда-сюда деловые жильцы, а работу Макара, может, и не вспомнят, зато лифт очередной будет ладно и верно служить. Еще много работы впереди, прощай, старик, думал Макар, заглядывая в пустую пока шахту, а в шахте уже зрело рожденное заботой и надеждой тепло.

Лифты обыкновенные все бесхарактерные, но вот этот нрав выдерживает, ведь однажды Макар вернется и проверит, так ли ладно работает его лифт. Лифт с удовольствием открывает двери людям, а вот к остальным относится настороженно. Долго-долго, пользуясь рабочей наивностью, шептали возле его панели непонятные слова, чертили пальцами по стенам маршруты, заговаривали будто. И заговорили. Теперь лифт мог двигаться не только в шахте, но и вне ее. Сам он по тем маршрутам не ходил, только с кем-нибудь. Не то чтобы страшно, просто дела нет. Дело – это людей возить, а магию таскать – это уж, извольте, к единорогам каким или Моби Дикам. Разве что девчонка-кошка хороша. Всегда вежливая, всегда по делу, до крыши – и домой, до крыши – и домой, а эти…

Лифт вздыхает, потягивается на тросе, проверяет крепость канатов, помигивает кнопками. Все исправно, все ладно, то-то Макар бы гордился. А трогать себя всяким этим не нужно давать. Опять какой-то непонятный что-то все высматривал-выглядывал. Э-э-эх. Хорошо, что они с Макаром такие неразговорчивые, а то рассказали бы, как с разумными лифтами себя вести требуется.