Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через несколько дней американский дипломат, дожидавшийся отца в пустом зале справочного отдела библиотеки ООН, сказал ему следующее: «Из Вашингтона приезжает человек специально для того, чтобы встретиться с вами. У меня создалось впечатление, что вам предоставят политическое убежище, и я надеюсь, разговор с этим человеком успокоит вас».
Позднее сенатор признал: «Шевченко работал в течение тридцати двух месяцев на ЦРУ и ФБР. В США знали об этом только пять человек: президент США, директор ЦРУ, помощник президента по вопросам национальной безопасности, министр обороны и я».
Мой отец долго и тщательно готовился к предстоящей встрече. Его мучили сомнения и страхи: что, если ЦРУ подумает, будто вся затея является просто дешевым трюком? А вдруг его секрет раскрыт и КГБ уже все знает? Инстинкт самосохранения заставлял всех советских людей подозревать чуть ли не в каждом человеке стукача, и это становилось второй натурой. Американские спецслужбы могли решить, что мой отец играет с ними в какие-то игры или что вообще высокопоставленный дипломат сошел с ума. Они могли заподозрить, что он наркоман или алкоголик, не способный принимать серьезные решения. Он не мог успокоиться. Как воспримут в США его переход на их сторону? Отец мысленно перебирал все «за» и «против», но все яснее понимал опасность своего положения. И что будет с женой, которая категорически отказалась остаться в США, малолетней дочерью и сыном Геннадием, только начавшим свою дипломатическую карьеру? Отец понимал, что у него не было никаких моральных прав навязывать мне какие бы то ни было решения, и если я не захочу приехать к нему, то он рисковал никогда больше не увидеть своего сына. Родина была для многих коммунистов в СССР важнее семьи. Так меня воспитал и мой отец. Я и сейчас считаю, что Родину, как мать, нужно беречь даже в ее нищенском состоянии.
Мой отец никогда не был диссидентом, как А.Д. Сахаров, А.И. Солженицын или В.К. Буковский. Он не выступал против своего правительства, а служил ему много лет верой и правдой. В то же время он хорошо представлял, какие несчастья его могут ожидать в случае побега.
Что же привело его к этому решению? Со всех точек зрения оно казалось нелогичным. Никаких оснований ненавидеть или даже просто не любить советскую систему у моего отца не было. Советская власть дала ему самое лучшее: прекрасное образование, высокое положение в обществе, материальную обеспеченность, привилегии и прекрасные перспективы дальнейшего продвижения по службе. Если бы он не сбежал в США, то наверняка стал бы министром иностранных дел после ухода А.А. Громыко. Ведь мой отец лично знал М.С. Горбачева еще по Кисловодску. Таким образом, вся жизнь моего отца казалась счастливой и благополучной. По советским понятиям, он достиг всего. Почему же в конце концов он пришел к сотруднику ЦРУ? Однозначного ответа на этот вопрос нет как в книге отца, так и у меня и многих его коллег-дипломатов.
С человеком из Вашингтона — Бертом Джонсоном (как он именуется в книге «Разрыв с Москвой») мой отец встретился примерно в середине 1975 года в книжном магазине в Нью-Йорке. П. Эрнст сказал, что данного офицера ЦРУ звали Кэн. Однако я думаю, что и это не вся правда. В дальнейшем отец уже беседовал с ним на конспиративной квартире ЦРУ. Вообще нужно сказать, что методы работы, как у КГБ, так и ЦРУ, были очень похожими.
Сотрудник ЦРУ оказался высоким человеком с военной выправкой и крепким рукопожатием. Он был одет в темный, несколько старомодный, но добротный костюм. Вел себя по-деловому и одновременно был весьма гостеприимен. Цэрэушник предложил отцу выпить шотландское виски. Однако уютная атмосфера в квартире ничуть не успокаивала моего отца. Он пристально смотрел на своего собеседника, пытаясь понять по его лицу, что это был за человек. Джонсон (Кэн) держался легко и естественно, не проявляя ни удивления, ни недоверия. Видимо, он ждал, когда мой отец приступит к делу.
Долго не решаясь начать разговор, отец в итоге все же сказал:
— Я оказался здесь не случайно и не в результате непродуманного и скороспелого решения.
Сотрудник ЦРУ молча кивнул, и это движение почему-то встревожило моего отца.
— Мысль о разрыве с советской властью зрела во мне долгие годы, и вот теперь я готов действовать и прошу вас помочь мне, — продолжил мой отец.
Джонсон опять кивнул, но ничего не сказал. Мой отец несколько вспылил:
— Я решил порвать со своим правительством!
Отца смутил тот факт, что его собеседник не забрасывает его вопросами и не оспаривает мотивы выбора будущего шпиона.
Затем мой отец пустился в длительные рассуждения и объяснения. Его собеседник молча сидел рядом, внимательно слушая. Тут мой отец понял, что американскому правительству не были интересны мотивы решившего остаться в США. Отцу предлагалось доказать искренность его поступка не на словах, а на деле.
— Если вы решились бежать, мы готовы помочь вам, если вы этого хотите, — сказал офицер ЦРУ. — Мы о вас много знаем и давно уже наблюдаем за вашей карьерой. Поэтому я должен спросить у вас: уверены ли вы в своем решении? — продолжил вербовщик.
Далее он подчеркнул, что в США у моего отца не будет тех особых привилегий, к которым привык посол. У него не будет машины с шофером, зарплату которому платит государство, практически бесплатной большой квартиры в элитном районе столицы и вообще той роскоши, которая окружала моего отца в Москве. Отцу показалось будто он участвует в некой брачной церемонии, и он рассмеялся.
— Вы понимаете, что, если вы будете жить открыто в США, ваша безопасность будет всегда под угрозой, — сказал Джонсон. — Подумайте, сколько вы могли бы сделать, если бы оставались на своем высоком посту, а вашу безопасность в США мы гарантируем, если вы будете нам помогать, — продолжил сотрудник ЦРУ.
— Вы хотите, чтобы я стал шпионом? — спросил отец.
— Не совсем. Мы не назвали бы это шпионажем. Время от времени вы будете на встречах со мной снабжать нас информацией.
Мой отец не знал, что сказать. Это предложение поставило его в очень трудное положение.
— Вы просите меня об исключительно опасных «подвигах». У меня нет никакой подготовки в такого рода делах, — ответил наконец мой отец.
Джонсон предложил моему отцу подумать. ЦРУ не угрожало и не настаивало. Но было совершенно ясно, чего оно хотело. К этому отец был не готов. И он сказал:
— Я