неумолимо приближалась, а Арсений не продвинулся в своих происках даже на миллиметр.

Эд уже открыто ржал над ним и подначивал, обещая рассказать всем, как записной ловелас Арсений уже несколько месяцев не может поладить с ничем не выдающейся первокурсницей.

Но не может же Арсений взять Свету против её воли? Это подсудное дело. А склонить строптивую Свету к добровольному соитию никак не получалось. Она даже поцеловать себя не давала, эта дурёха. Всё проверяла его, убеждалась.

Арсений, помимо растущего раздражения, испытывал даже своеобразное уважение к Свете, однако о том, чтобы сдаться и умыть руки, не было и речи.

Эд сказал, что будет молчать, но ровно до окончания сессии. Обмануть его тоже не представлялось возможным — хитрый Эд теперь уже не поверит Арсению на слово, без доказательств.

К тому же, ушлый Эд пообещал Арсению в случае победы проходку в одно местечко, доступ куда был открыт далеко не всем, а только избранным. Отец Эда имел возможность устроить всё. Говорят, то, что можно испытать там, не попробуешь больше нигде. И паршивец Эд уже попробовал. А отец Арсения, будучи человеком слишком осторожным и законопослушным, подобных развлечений избегал, даже несмотря на то, что утечка информации о посетителях полностью исключалась.

Тем временем, начался июнь, и час "икс" беспощадно надвигался. А Света, кажется, всерьёз намеревалась проверить их "чувства" ещё и разлукой во время летних каникул. Арсению пришлось действовать в режиме форс-мажора, иного выхода он найти не смог. Необходимо было проникнуть домой к Свете и завладеть некоторыми мелочами. А Света прекратила приглашать его домой после единственного визита тогда, пятого марта. Но даже если обманом уговорить её впустить его к себе, как он найдёт то, что ему нужно, достаточно быстро? Ведь квартира однокомнатная, и Света непременно будет стоять у него над душой.

Решение было привычным для Арсения и пришло достаточно быстро. В конце концов, пора совместить приятное с полезным, а то он рядом с этой Светой уже евнухом себя чувствует. Угораздило же его вляпаться в историю! Не мог проехать мимо тогда, в первый день второго семестра?! Или хотя бы не разбрасываться словами перед хитрым и ехидным Эдом?

* * * * * * *

…Света, которая только позавчера вечером уехала к родителям, чтобы отдохнуть после очередного экзамена, вынуждена была вернуться в краевой центр рано утром, а не вечером, как планировала. Дело в том, что Виталий Степанович (конечно же, он!) назначил дополнительную консультацию.

Надо же такому случиться, что именно экзамен по предмету, который преподавал Виталий Степанович, был завершающим в эту сессию, а следовательно, решающим!

Зная, что у Эли в этот день экзамена нет, а значит, подруга ещё видит десятые сны, Света осторожно открыла двери в квартиру и тихо вошла. Она не сразу поняла, что именно показалось ей странным, но потом взгляд остановился на кроссовках, стоявших в тесной прихожей.

Это были мужские кроссовки. К тому же, очень знакомые. Стараясь не шуметь и почти не дыша, Света оставила сумку в прихожей и на цыпочках подкралась к двери в комнату.

Почему-то сначала Света посмотрела на журнальный столик, на котором теснились грязная посуда, полупустые бокалы и начатая бутылка вина. Ещё одна бутылка, пустая, стояла на полу.

Света обвела взглядом беспорядочно разбросанную одежду. Сердце сдавило ледяными тисками, а в горле застрял неприятный, какой-то горький комок. Надо посмотреть на кровать, а сил нет. Где взять силы?

В какой-то момент Свете показалось, что она сейчас рухнет без чувств прямо тут. Именно эта незавидная перспектива взбодрила Свету, заставив взглянуть в лицо правде.

Эля и Арсений даже не укрылись, спали прямо так. Конечно, июнь ведь, тепло.

Света осторожно пробралась к своей тумбочке, забрала документы, потом в ванной комнате сгребла с полочки личные гигиенические принадлежности, быстро сложила всё в сумку, по-прежнему стоявшую на полу в прихожей, и выбежала в подъезд.

Ладно, остальные вещи заберёт потом, когда папа за ней приедет. Сейчас главная задача — перекантоваться где-то до послезавтра и достойно сдать экзамен. А как это сделать, если силы вот-вот оставят её? И где найти пристанище на два дня и две ночи?

Путь до кампуса Света, несмотря на внушительную сумку, преодолела почти бегом. До консультации оставалось полтора часа. Света нашла свободную скамейку, расположенную в одном из самых укромных уголков университетского сада, села, обхватив себя за плечи, и дала волю слезам.

Казалось, она никогда теперь не забудет картины, увиденные сегодня. Они будут преследовать её до конца жизни. Свету знобило, к горлу то и дело подступала противная тошнота.

Ну ладно, Арсений. Он ни в чём не клялся и обещаний Свете не давал. Хотя много говорил о чувствах. Говорил, будто Света нравится ему настолько, что он готов ждать сколько угодно, пока она будет готова к более открытым и откровенным отношениям. Однако кое в чём Эля была права: в девятнадцать лет до идиотства глупо надеяться, что двадцатидвухлетний парень добровольно станет лишать себя мужских радостей в течение длительного времени.

Но Эля? Ведь она единственная, кто знал о чувствах Светы к Арсению. Она… Эля и Света с детства дружат, с первого класса. Дружили… Теперь у Светы совсем нет подруг.

Света прикрыла глаза, продолжая мёрзнуть, несмотря на летнюю жару, и не в силах вспомнить о том, что в сумке лежит толстовка. Не замечая времени, девушка погрузилась в какое-то подобие забытья, полудрёмы.

— Света? Что с тобой? Тебе плохо?

Вздрогнув от неожиданности, Света открыла глаза. Рядом со скамейкой, прямо перед Светой, сидел на корточках Тимофей Старцев и тревожно вглядывался в лицо Светы.

— Я… Да, наверно, мне плохо, Тима.

Света почувствовала, что опять плачет.

— Скорую надо, — Тимофей решительно встал, в его руках появился телефон.

— Нет, не надо скорую, Тима, пожалуйста!

Света попыталась вскочить, но Тимофей удержал её, а она схватила его за руку, в которой был телефон.

— Тихо, Света, успокойся.

— Посиди со мной, Тима. Или ты спешишь? До консультации ещё двадцать пять минут.

— Давай посидим, — Тимофей усадил Свету на скамейку и устроился рядом.

Он смотрел по-прежнему тревожно, и Свете вдруг стало стыдно за свою распущенность и несдержанность. Ей радоваться надо, что она имела возможность в полной мере оценить то, как ею дорожат люди, которых она считала близкими. А она сидит тут, нюни развесила. Пугает по-настоящему хороших, достойных людей.

Света достала из сумки носовой платок, вытерла лицо и решительно выпрямилась, глядя прямо перед собой.

— Спасибо, что не прошёл мимо.

— Что у тебя случилось, Света?

— Можно,