— Не обижайтесь, Катерина Андреевна, — попросил он. — Однако согласитесь, ваша просьба не из числа… ординарных, не правда ли?

— Разве ж могут быть столь простые запросы у неординарной женщины? — Она улыбнулась, тут же назвав его по имени и отчеству. Это было уже тепло против прежнего, сухого и бесстрастного — «сударь» или же и вовсе безликого «вы».

Катерина взглянула на него в упор.

— Вы даже не поинтересовались, что за особа имеется в виду? — Она пристально, в упор взглянула на него.

— Полагаю, Катерина Андреевна, что в свое время вы мне и сами ее откроете, — равнодушно ответил он. У этого человека была просто железная выдержка!

— Скажу, — кивнула она, задумчиво кутаясь в шаль. — Не далее, как при нашей следующей встрече. Все расчеты — после завершения дела.

И вот теперь он чуть поморщился. Так тебе и надо. Знай наших, дамский угодник-молчун!

— Мы словно заключаем с вами сделку, Катерина Андреевна…

— Именно что сделку, — подтвердила она. — Или, если угодно, заключаем наступательный союз. От вас мне не надо ни нервов, ни истерик — только четкое и умеренное выполнение порученного вам дела.

— Тому, кажется, все-таки имеется какая-то особенная причина? — безошибочно угадал он ее состояние души.

— Есть, — кивнула она, чувствуя, как от волнения у нее вновь перехватывает горло. — Есть, — поспешно повторила она уже заметно осевшим голосом.

— Какая же?

— Этот человек вам знаком.

Мужчина и женщина пристально смотрели друг на друга. Каждый сейчас, должно быть, норовил проникнуть в мысли своего собеседника. Прошла не одна минута, прежде чем мужчина медленно, четко и раздельно произнес:

— Мне все равно. Ради вас, сударыня, я готов на все. Кроме того, я одинок и не обременен товарищами и близкими знакомствами. Больше предпочитаю женскую дружбу, знаете ли.

— Шутить изволите? — Она презрительно покачала прелестною головой. — Я уже успела вас немного узнать, господин дамский угодник. От женщин вы желаете первым делом отнюдь не дружбы. Полагаю, что и вторым, и третьим — тоже не этого. Однако вам придется решаться.

— Отчего ж? — спросил он с искренним удивлением. И ни капли тревоги в голосе, полном бархатных чарующих нот.

— Человек, которого вам надобно убить, вам хорошо известен, — последовал ответ женщины. И один Бог знал, чего это ей сейчас стоило.

— Я в Казани полгорода знаю, — пожал он плечами.

— И не просто известен, — медленно проговорила Катерина. — Мне кажется, вы испытываете к нему даже не…

Она перевела дух, чувствуя, как к горлу подкатывает очередной комок — на сей раз опасности и страха.

— Не просто приязнь. А самое горячее уважение.

Глаза женщины сузились и глядели на мужчину немигающе, завороженно. Словно у опасной ядовитой змеи, застывшей в угрожающей позе. Впрочем, о том, кто из этих двоих был опаснее, можно было еще и поспорить.

— То, что господин Фролов чурается охоты — самая чудная новость, слышанная мною в последнее время, — покачал головой губернатор, с трудом удерживаясь от хохота. — Уверяю вас, мы с Петром Федоровичем регулярно выезжаем на Лебяжьи озера. Там, знаете ли, утки, гуси, иной раз и…

Лицо Скарятина на мгновение приобрело мечтательное выражение. Однако то ли времени у Николая Яковлевича и впрямь было в обрез, то ли причиною тому была тонкая усмешка Фролова. До презрительной ей оставалась одна-единственная морщинка в уголке его маленького, однако не без изящества очерченного рта. Но губернатор тут же засуетился, завздыхал. Наконец кивнул и развел руками:

— Что поделаешь, Диана Михайловна, служба. Надеюсь, Петр Федорович не разочарует вас и станет приятным собеседником. И не забудьте — бал губернского Благотворительного общества. Вы обязаны быть там, так и знайте, сударыня. Никаких отговорок я не приму!

И он шутливо-отечески погрозил толстым мизинцем — тыкать в свою гостью указательным пальцем губернатор полагал за жуткий моветон. После чего откланялся.

Диана же обернулась, с интересом и откровенностью разглядывая скарятинского приятеля. Он чем-то напомнил ей Григория Печорина, персонажа небезызвестного романа Мишеля Лермонтова.

Фролов был среднего роста, строен, даже, скорее, тонок. Однако плечи были вполне широки, что выказывало в нем человека, способного и умеющего переносить трудности. Бархатный сюртук тщательно застегнут на все пуговицы, одежда удобно облегала тело. При ходьбе он совершенно не размахивал руками, как и лермонтовский герой — верный признак тайной натуры и скрытности характера. Лет ему было слегка за тридцать. На бледном лбу наблюдательный женский взгляд мог заметить следы морщин. Волосы его были русые, скорее, светлого тона, однако брови и тонкие усы отличались завидной чернотой — по мнению писателя-гусара, признак породы в человеке, как черные грива и хвост у белого коня.

И глаза хранили какую-то печаль — не явную, а словно отблеск далекой, полузабытой грусти. Точно недавно замерзшее лесное озеро, льдисто просвечивающее сквозь тяжелые черные ветви декабрьского леса.

Такие глаза у мужчин очень нравились Прекрасной Охотнице, да пожалуй, что и любой женщине, умеющей видеть подо льдом застывшую до поры до времени силу и энергию жизни.

— Что ж вы все молчите, Петр Федорович? — улыбнулась она, гуляя на кремлевском валу. Легкий ветерок играл молодыми саженцами березок, распространяя повсюду сладкие смолистые запахи. — Вам дама сама предлагает… предприятие, — лукаво глянула Диана на своего спутника. — Али не по сердцу?

— Отчего ж, — ответил Фролов, осторожно поддерживая даму под локоток — обрывы тут были крутые, все-таки бывшие крепостные стены. — Дама очень даже по сердцу. А вот предприятие — нет.

— Что ж так? — пожала плечиками Прекрасная Охотница. Каблучки ее изящных ботиков глубоко вонзались в сочную, мягкую землю, еще не успевшую схватиться корнями майских трав. Оттого Диана покачивалась, точно диковинный корабль на волнах майского ветра под парусами плащика, фасона накидки-безрукавки — последней американской моды из Бостона.

— Да вы ведь, Диана Михайловна сюда не охотничье общество обустраивать приехали, верно?

Фролов осторожно ступал по мостовой, в то время как Прекрасная Охотница грациозно балансировала на каменном бордюре, опершись о его руку.

— Почему так думаете, сударь?

Она легко перепорхнула ручеек, дерзко норовивший замочить ей ботики. Так что Фролов не поспел за своей спутницей.

— Не дамское это дело, из ружей палить, — заметил он. — Ваш интерес — все больше сердца мужеские пленить. А то и разбивать подчас…

— На себя намекаете? — деланно удивилась Диана.

— Упаси господь, — покачал головою Фролов. — У стрелка рука и сердце холодны должны быть, иначе во всем случится осечка. У вас же, Диана Михайловна, просто кровь играет, как у всякой из Евиного племени. Мало вам, что здешние гусарики с ума по вас сходят, того и гляди, стреляться начнут поголовно. Вас же это забавляет, но не настолько, чтобы кровь разжечь как следует.