Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В комнату вошла Зинаида Ивановна, села на диван рядом с дочерью, обняла ее за плечи.
— Грустишь, Танюшка?
— Есть немного, мам.
— Думаешь, Ксюша счастлива?
— Нет, не думаю.
— Я не сомневалась, что она добьется того, что хочет. Но вся беда в том, что она хотела не счастья, а (материального благополучия.
— Если в этом ее счастье — она своего добилась, мама.
— Не в этом, и никогда не было в этом. Ты замерила, как она была рада, оказавшись снова у нас? С чего бы это? Мы ведь ей теперь не компания.
— Вспомнила юность.
— Да и она, и ты — не старые девы. И не скоро ими станете. Какая радость вспоминать бедную, неустроенную юность, когда у тебя есть все, что пожелаешь?
— Я понимаю, мам… Думаешь, папа был бы дозволен, увидев наше с тобой существование?
— Да. Если бы папа не погиб, он был бы по меньшей мере заместителем Зюганова в Думе, они же друзьями считались в ЦК. Или солидным бизнесменом, как Вольский Аркаша. Но сейчас он был бы рад, глядя на нас. Мы не предали его.
— Но и не обрадовали…
— Ты не удержалась в газете, Танюша. Ты отвергла притязания хама и осталась честной, по крайней мере к себе. У тебя все впереди, и я не сомневаюсь — ты найдешь свое счастье.
— Не знаю, мам… Мужчины разделились на две категории: наглые везунчики, с такими противно даже разговаривать, и хронические неудачники, с ними просто неинтересно. Мне не нравятся ни те, ни другие.
— Ну, может, все изменится, Ксюша познакомит тебя с приятным и обеспеченным молодым человеком.
Зинаида Ивановна поцеловала дочь в теку и ушла. Таня забралась под одеяло, выключила бра на стене.
Счастье… А какое оно бывает? Полумрак в просторном зале «Метелицы», два парня…
Девушки, разрешите присесть за ваш столик?
Девушки не возражали. Но самый симпатичный, блондин с усами, смотрит во все глаза на Оксану. А второй… в общем, ничего, но… не то. И весь вечер тускнеет, Оксана танцует с блондином, а она… хочет домой.
Но вот уже нет рядом Оксаны, есть другой блондин, Виталий. Он дарит красные розы, он смотрит влюбленными глазами. Он сильный, уверенный в себе мужчина.
Таня, вы очень красивая девушка…
Таня, я люблю тебя, не могу без тебя…
Таня… это счастье… Никогда я не чувствовал себя так хорошо с женщиной.
У тебя их много было?
Никого не было. Есть только ты, остальное я все забыл, Таня…
У меня сейчас временные трудности. Нам нужно разменять твою квартиру, мама может и в комнате поселиться, ей больше не нужно, а мы получим классную трехкомнатную в новостройке, я все узнал, все просчитал.
Мама не будет жить в коммуналке.
Знаешь, мне надоела твоя мама. Она то есть, то нет, мы даже сексом нормально заниматься не можем.
А ты не понимаешь, доченька, что ему нужно?
Я все понимаю, мама…
Да пошла ты на хрен, дура! Без твоей квартиры — кому ты нужна? И оставайся со своей мамашей’ Целуйся с ней!
С ней приятнее, чем с тобой. Прощай, Виталий. И, пожалуйста, не звони мне больше.
И где же оно, счастье? В чинной тиши библиотечки? Пожалуй, да. Там нет лжи, нет фальши. Нет наглого главного редактора, который прямо сказал: дашь — будешь работать. А нет — никаких перспектив у тебя, детка…
Таня легла на бок, укрылась с головой одеялом и В всхлипнула. Вроде не дура и не страхолюдина, а что-то не получается. Почему? Слишком многого хочет? Слишком принципиальная? Да какая ж это принципиальность — желание быть с любимым человеком и жить в достатке?
4
Без пяти шесть Таня вошла в кабинет заведующей библиотекой, тесную каморку два на три метра, где едва помешались письменный стол да вешалка для верхней одежды. Библиотека на Рублевском шоссе была небольшой, принадлежала Западному округу, и сотрудников в ней было всего трое — заведующая и две библиотекарши, которые работали через день с десяти утра до восьми вечера, то есть до закрытия.
— Валентина Васильевна, так я пошла?
Она уже сожалела, что оставила Оксане и служебный свой телефон. После полудня Оксана позвонила и сказала, что в семь Таня должна быть у нее, Бахов хочет познакомиться с подругой жены, специально вернется домой пораньше. И как она ни возражала — работает до восьми, не оделась для похода в гости, — Оксана и слушать не желала. Заявила, что вчера они договорились, с такой работы можно уходить не отпрашиваясь, а лучше совсем ее бросить, а что не одета, так ничего страшного, свои люди. В джинсах? Ну и отлично, я тоже буду в джинсах. И не вздумай отказываться, Бахов подумает, что я у любовника была, он не просто жлоб, но еще и ревнивый. Значит, в шесть она подъедет к библиотеке и отвезет ее к себе.
Пришлось отпрашиваться.
— Иди, Танюша, иди, — сказала Валентина Васильевна, немолодая полная женщина. — Я слышала про Бахова, он же в нашем округе живет где-то, солидный человек. Я поработаю за тебя, а ты… Может, намекнешь ему, что неплохо бы спонсорскую помощь оказать библиотеке? Мы бы книжек новых подкупили, читальный зальчик подремонтировали…
— Я попробую, но не знаю… Я же ни разу не видела этого Бахова.
— Понимаю тебя. Тогда вот что — ни о чем его не проси, это действительно неприлично. Иди, отдыхай, глядишь, кого-то себе найдешь, а то все одна да одна… Пропадешь в этой библиотеке. Я-то на пенсии, как твоя мама, давно иду с базара, как говорится, а тебе жить и жить.
— Спасибо, Валентина Васильевна, — сказала Таня.
Солнце ярко светило над разомлевшей от летнего тепла Москвой, по Рублевке двигался плотный поток машин — час пик. У края тротуара стояла черная «Волга», а возле нее нетерпеливо прохаживалась Оксана. Сегодня она была в голубых джинсах и белой кофточке.