Как хорошо быть хулиганом!

Забыть про то, что ты не силач,

Себя почувствовать великаном,

Не знавшим горечи неудач!

Зачем мне быть?

Сумел прослыть!

Теперь без напряжения

Всегда и всюду

Себе добуду

Почёт и уважение!

В конце песни пришёл Петров в сопровождении Филиппа. Они аккуратно и тихо, стараясь не мешать исполнению, начали раскладывать вещи.

Филипп с восторгом и опаской следил за Васечкиным, который, доедая варенье, упоённо воспевал преимущества хулиганского образа жизни.

Петров и Васечкин в сопровождении всего совета дружины, возглавляемого Антоном, шли в беседку, где их с нетерпением ждали Анка и Дашенька. Тут же вертелись вездесущие Бобкина и Добкина.

– Кстати, – сказал Васечкин Петрову, – забыл тебе сказать. Инна Андреевна заходила, привет тебе передавала. Так и сказала: «Салю а Петров».

– Мерси! – сказал Петров и больше уже ничего сказать не успел, поскольку они вошли в беседку.

– Познакомьтесь, ребята, это Анка, командир отряда «Поиск», а это Дашенька, она лауреат городского конкурса чтецов… – объявил Антон.

– Очень приятно… – Васечкин пожал девочкам руки.

– Здрасьте! – буркнул смущённый Петров.

– И нам очень приятно! – сказала Анка.

Возникла неловкая пауза. Все явно не знали, с какого конца приступить к нелёгкому делу перевоспитания хулигана.

– Скажите, – наконец нашлась Дашенька, – вы художественную самодеятельность любите?

– А как же! – обрадовался Васечкин. – Я вот тут недавно дебютировал в роли Волка… на французском языке… и с успехом…

Петров кашлянул.

– Я вообще многие роли играю… – продолжал Васечкин, поглядев на Петрова. – Кота в сапогах, например, и другие роли… В теннис на первенство школы, если надо…

Петров снова кашлянул.

– А правда, – заикаясь, спросил Алик, – что ты на учёте в детской комнате милиции?

Тут Васечкин снова переглянулся с Петровым.

– С детства! – небрежно уронил он. – Я там как дома. У меня там и место своё любимое есть, возле окна. Вот тут стол начальника, а тут рядом моё кресло. Так и называется – «кресло Пети Васечкина», поверите, если я какое-то время отсутствую, в него никто не садится, так и стоит пустое…

– П-п-почему? – шёпотом спросил Алик.

– Боятся! – пояснил Васечкин. – Ни за что другой хулиган в него не сядет… Я уже говорил: «Садитесь, кореша, не стесняйтесь…» Ни за что не садятся! А вы чего стоите? – обратился он к ребятам. – Садитесь!

– Н-н-ни-и-чего! – сказал Алик. – М-мы п-постоим!

– А за что тебя Гусем прозвали? – спросил Артём.

– Гусем? – удивился было Васечкин, но тут же нашёлся: – Это потому, что с меня всё как с гуся вода!

Напрягшийся было Петров облегчённо вздохнул.

– С нашим участковым за руку здороваюсь! – продолжал Васечкин. – Как, говорю, дела, дядя Коля? Ничего, говорит, так как-то всё, если бы не ты, говорит… и вздыхает… Ну, прикурю я у него и дальше иду… Ну, там лампочки из рогатки побьёшь, верёвку где в темноте протянешь – смехота! Все шлёпаются, и прямо носом! «Скорая помощь» возле нашего двора всегда дежурит…

– Неужели? – в ужасе спросила Дашенька.

– Запросто! Я ведь и самбо знаю, и карате, кирпич с одного удара разбиваю, раз – и на мелкие куски! – Васечкин вскочил и сделал движение, якобы разбивая кирпич.

Ребята в испуге отпрянули в разные стороны.

Видя, какую реакцию вызывает его рассказ, Васечкин уже не мог удержаться, и его понесло с такой скоростью, что выражение «поёшь» в смысле «врёшь» стало как нельзя более точно соответствовать его рассказу. Он и в самом деле запел.

ВАСЕЧКИН (переходя на пение).

А кроме того,

А кроме того,

Я честно признаюсь вам, что едва ли

Есть ещё кто-нибудь в нашем квартале,

Кто бы не мчался, как от огня,

При виде меня!

При виде меня!..

А впрочем, что тут говорить…

Я с детства был ужасно скверным!

ВСЕ (хором). Не может быть!

Не может быть!

ВАСЕЧКИН. Петров, скажи!

ПЕТРОВ. Да, это верно!

ВАСЕЧКИН. Когда в третий раз

Я пошёл в первый класс,

Вам честно признаюсь,

в теченье недели

Мои педагоги там все поседели!

И за вредность решил им профком

Выдавать каждый день молоко!

Молоко!

Да, впрочем, что тут говорить…

Попал я прочно в круг порочный…

ВСЕ (хором).

Не может быть!

Не может быть!

ВАСЕЧКИН. Петров, скажи!

ПЕТРОВ. Да, это точно!

ВАСЕЧКИН. В двадцать пять лет Инна Андреевна —

Это наш классный руководитель —

Оставила нас, восклицая:

«Вредитель!»

И это, не скрою, моя вина,

Что пенсия ей

Была вручена!

Да, впрочем, что тут говорить…

Я стекла бил самозабвенно!

ВСЕ (хором).

Не может быть!

Не может быть!

ВАСЕЧКИН. Петров, скажи!

ПЕТРОВ. Да, несомненно!

ВАСЕЧКИН. А укротитель?!

Известный артист

Из цирка специально был вызван,

Но, каюсь,

Он еле ушёл от меня, заикаясь,

И тигры трясутся с этого дня

При виде меня!

При виде меня!

Да, впрочем, что тут говорить…

Всех побеждаю поголовно!

ВСЕ (хором).

Не может быть!

Не может быть!

ВАСЕЧКИН. Петров, скажи!

ПЕТРОВ. Да, безусловно!

Пока Васечкин пел, члены совета дружины с нарастающим ужасом смотрели на него, постепенно понимая, что не такое это простое дело – перевоспитывать хулигана.

Когда же он закончил наконец свой душераздирающий рассказ, переминающиеся от нетерпения с ноги на ногу Бобкина и Добкина бросились в разные стороны передавать волнующие подробности из биографии хулигана Васечкина.

– Может быть, в таком случае, – Антон откашлялся, – ты взялся бы организовать тут, в лагере, секцию самбо?

– Что ж, – Васечкин кивнул, – я согласен. Впрочем, потом как-нибудь, отдохну сначала, а то как-то от всех этих забот устаёшь за зиму… Знаете, какая у нас, у хулиганов, тяжёлая жизнь…

Разговаривая таким образом, они с Антоном и Петровым вышли из беседки.