– Хорошо! Подождём! – с этими словами Русиков зашёл в комнату, где расположилось только что прибывшее начальство, и закрыл за собой дверь.

– Пойду на кухню, узнаю, что там Борька нарыл! – сам себе уныло пробормотал Шелестов и аккуратно, по стеночке, стараясь не наступить на массу всяких хитроумных приспособлений лежащих и стоящих на полу около трупа, которые используют эксперты – криминалисты для определения траектории пули, двинулся на кухню.

Куча снующего туда – сюда народа, разговоры, щёлканье затвора фотоаппарата, звонки по телефону, шелест бумаги различных заполняемых протоколов производили монотонный достаточно сильный шум и когда он внезапно стих, то Антон сразу сообразил, что на место преступления прибыли самые – самые большие начальники. Он не ошибся.

Вновь возня на лестничной клетке, открывается дверь в квартиру, шаги, опять все замерли. Заместитель прокурора Москвы товарищ Иншаков, два его сотрудника, консул посольства Мексики в Москве со своим секретарём – переводчиком, ещё два посольских работника, то ли наших, то ли нет, прибыли на место преступления.

Шелестов прошёл на кухню, когда удобно расположившийся за длинным обеденным столом Боря Гудков, доселе мирно писавший протокол допроса свидетеля, вдруг вскочил со стула и мощно схватил коменданта за шиворот, подтянул его к себе и начал что-то яростно шептать ему в ухо.

– Так, все при деле! Можно пока отдохнуть, да и душно здесь, пойду на лестничную площадку! – развернувшись в обратную сторону, Антон прошёл через холл, толкнул не запертую дверь и вышел из квартиры.

Он спустился на площадку между этажами, и подошёл к окну. Он смотрел на ночной проспект, на желтые квадраты окон, на силуэты не знакомых ему людей, которым не было дела до его забот. Задумчиво глядя вниз, Шелестов прижался лбом к холодному стеклу. Было хорошо. Затем чему-то улыбнувшись, он нарисовал на уже запотевшем стекле улыбающуюся рожицу и подписал своим именем. Влага, конденсируясь в капли, постепенно начала стекать с краев нарисованной улыбки, и некогда веселая картинка постепенно превратилась в несчастную. С досадой и напоследок, взглянув на скорбную картинку, Антон удобно уселся на подоконнике.

Минутой спустя, хлопнула входная дверь квартиры, и появился судебный медик Вячеслав Альбертович Никифоров. Бессмысленно глядя на Шелестова, он достал из кармана белого медицинского халата настоящий серебряный портсигар с изображением Сталина, не спеша открыл его, вынул папиросу, постучал мундштуком о портсигар и сунул в зубы. Закрыл портсигар и положил в карман. Затем, держа коробок в правой руке, левой, не спеша, достал спичку и просунул её между ребром коробка и указательным и безымянным пальцами правой руки, затем резко пальцами правой руки двинул головку спички по ребру коробка, спичка вспыхнула. Никифоров элегантно поймал левой рукой взлетевший вверх коробок, а правой, со спичкой поднёс оранжевое пламя к концу папиросы. Одна затяжка, другая, взмахом руки он загасил спичку и сунул её в коробок, под днище. Затем, медленно передвигая своими длинными худыми ногами, он торжественно спустился вниз, к Шелестову, распространяя вокруг удушливый дым «Беломора».

Антон и сам умел проделывать такой фокус со спичечным коробком, научившись в детстве у однорукого сторожа аттракционов, в Нескучном саду. Это было очень давно.

Никифоров был чрезвычайно худ и лыс, только внимательные, чуть насмешливые карие глаза всегда смотрели на собеседника в прямом и переносном смысле: «свысока».

Вячеслав молча расположился рядом на подоконнике, затем повернул свою треугольную физиономию и посмотрел на Антона, как бы обнаружив, что он не один, протянул ему правую руку для рукопожатия.

Шелестов ответил.

– Ну, привет, погорелец!

– Привет Славка! Чем порадуешь?

Шелестов не обиделся за такое обращение к нему, потому что знал: Никифоров всех оперов, строго, называл погорельцами.

– Да как тебе сказать! Смерть предположительно наступила два – три часа назад. Свежак! Даже кровь на паркете ещё не высохла. Я обнаружил лишь одно проникающее ранение, в голову, в затылок, поэтому смерть наступила мгновенно. На первый взгляд, характер повреждений свидетельствует о применении мелкокалиберного оружия. Я с такими повреждениями сталкивался. Никаких шансов выжить! Следов пороха на коже головы и волосах нет, значит, стреляли на расстоянии. Любопытно выходное отверстие: пуля вышла из глазницы, выбив левый глаз с фрагментами черепа и мозгового вещества, это очень сильный динамический удар, потому что пуля свинцовая и при ударе в череп сплющивается, а вылетая, образует большую дыру. Что меня смущает, так это то, что я видел черепные раны от мелкокалиберных пистолетов, ну типа пистолета Марголина. Здесь не то! Здесь оружее было мощнее! Например, мелкокалиберная винтовка!

– Да, ну! – не поверил Антон.

– Вот, и я о том же! Надо подождать, может быть, криминалисты пулю найдут или гильзу, тогда и посмотрим, прав я или нет!

– Я не спешу!

– Я тоже! Я вызвал труповозку и санитаров, которые тело отвезут ко мне в анатомичку, а завтра с утра, точнее уже сегодня, я им займусь с нашим патологоанатомом! Правда, у меня завтра по графику ещё четыре вскрытия, но ведь всё равно заставят, раз такие дела! Поэтому с утра, часов с восьми и начну! Если хочешь, то приезжай часам к девяти, я тебе всё расскажу и покажу, протокольчик отдам, да и спиртику тебе накапаю граммов двести! А, Антон?

– Хорошо! Я приеду! Надо же мне будет протокол вскрытия забрать!

– Договорились, я пойду тогда собираться! – Никифоров щелчком отправил папиросу вниз на этаж, которая, ударившись об пол, рассыпалась ярким огненным фейерверком, словно маленький взрыв, затем поднялся с подоконника и, смешно вытянув шею, легко пошагал через три ступеньки вверх по лестнице, в квартиру.

– Страус «Нанду»! – беззлобно подумал о нём Шелестов, провожая его взглядом пока он не скрылся за углом.

Антон остался один.

Он не сомневался в том, что сказал Никифоров, потому что было точно известно, что он настоящий спец в своём деле. Рассказывали, сразу после окончания второго медицинского института Никифоров попросился в Афганистан в качестве военного хирурга и за пять лет дослужился там до звания капитана медицинской службы, имел государственные награды. Притом надо учесть, что он сразу начал заниматься своей профессией при активных боевых действиях. Так что, в вопросах определения характера пулевых ранений ему не было равных. Никифоров обладал крайне неуживчивым характером, и как каждый профессионал – практик был высокого мнения о себе. Что произошло в Афганистане, в результате чего Вячеслав оказался в Москве и без погон, Антон не знал. Но доподлинно известно, что постоянно из военного госпиталя им. Бурденко, к нему приезжают за консультациями хирурги – специалисты, а руководство госпиталя предлагает ему вернуться к ним на работу, т. е. в армию, однако пока всё оставалась на своих местах. О таких специалистах говорят: «он – хирург от Бога!».

Шелестов очень хорошо знал из личного опыта, что присутствие начальников разного ранга не способствует обстоятельной и кропотливой работе по отработке места совершения преступления. Простой опер превращается в задёрганного мальчика для битья, уставшего от противоречивых указаний, в общем-то, от опытных руководителей при нормальных обстоятельствах. Работа идёт своим чередом: опера опрашивают возможных очевидцев, криминалисты занимаются поиском и съёмом отпечатков пальцев, поиском и осмотром орудия убийства, его идентификацией, судмедэксперт – трупом, фотограф занят своим делом, и т. д. Всё идёт по своим, годами отработанным правилам. Поэтому нашествие начальства вносит некоторую нервозность в действия своих подчинённых. Да и отвечать за раскрытие преступления всегда будут опер, на чьей земле оно было совершено, да следователь, кому дело будет подписано. Какие бы указания вышестоящий начальник не давал, всё равно всех собак за нераскрытое преступление повесят на них, особенно за такое убийство, имеющее резонанс международного масштаба.

Антон стоял на лестничной площадке этаж и спокойно ждал, когда о нём вспомнят. Наконец вспомнили. Было слышно, как дверь в квартиру снова открылась.

– Шелестов! Вот ты где? – к нему спускались Калинов и Снегирёв.

– Так точно, Анатолий Иванович, я здесь!

– Ну, что думаешь делать? Земля твоя, с тебя и спрос?

– Почему допустил? – грустно ухмыльнулся Антон.

– Ты давай не хохми, тут дела серьёзные! Видишь,