Калинов нахмурился.

– Сейчас время уже 5 утра, езжай домой, поспи немного, а в 10.00 вместе со своим братом – акробатом чтобы были в канторе. Будете включены в оперативную группу РУВД и Главка по расследованию! Ваше 96 отделение превращается в небольшой филиал Министерства иностранных дел!

– Анатолий Иванович, так я …!

– Всё, свободен, лейтенант!

– Есть!

Антон стал подниматься вверх по лестнице в квартиру за Гудковым.

Начальник уголовного розыска и зам. начальника РУВД по оперработе остались одни.

– Иваныч! – чего ты его отпустил-то? Пусть работает! – Снегирёв прищурил хитрые глаза.

– А что ему делать? Всё и так ясно! Висяк, наверное! И комитетчики что-то не особенно суетятся! Утро вечера мудренее, Василич!

– Как думаешь, перспективные ребята эти твои Шелестов и Гудков?

– Думаю, да! И раскрываемость в порядке, и план по оперативным делам сделан и с агентурной работой нормально! Да и в прошлом, серьёзные науки изучали! В общем – поживём, увидим!

– Знаю, знаю! Но всё – же зря ты отправил их домой! Молодые ещё!

– Не зря! Утром включу в опергруппу, поставлю задачи и, считай месяца на три, без выходных и проходных будут вкалывать! Если, конечно, информация, какая не всплывёт! А так, висяк! Ты видишь, кто в доме живёт? Кого и как опрашивать? Тут русский язык только мы с тобой, да наши люди знают! Объект режимный! А труп? Ты видел дырку в затылке? Аккуратная такая дырочка, строго посреди затылка. Больше похожа на контрольный выстрел. Если это так, то, где остальные выстрелы, а? Кто из уголовников, которых ты знаешь, так может стрелять?

– Ты на что намекаешь?

– Я хочу сказать, что лет десять назад, когда я работал в МУРе, в убойном отделе, ну ты помнишь, так вот на стрельбище Олимпийского резерва в Красногорске один мастер – биатлонист международного класса, приревновав своего товарища по сборной к своей жене, из пистолета Марголина с 50 метров вогнал ему пулю меж глаз. Почти как здесь, только наоборот! Так что, работу мы свою выполним, конечно, но тут много неясного, Василич!

– Ладно, Иваныч! Поехали по домам! Уже утро! Скоро на работу!

Когда Антон вернулся в квартиру за Борисом, все необходимые следственные мероприятия уже заканчивались. Прибывшая «труповозка» увезла тело убитого и самого Никифорова, комендант расписался на каждом листе протокола допроса свидетеля и ждал окончания всех мероприятий. Сотрудники нашего и мексиканского МИДа уехали первыми, за ними потихоньку разъехалось милицейское руководство, справедливо полагая, что после их ценных указаний преступление будет раскрыто в кратчайшие сроки, следователь заканчивал составление описи вещей, ценностей и личных документов, обнаруженных в карманах одежды атташе, криминалисты собирали свои хитрые чемоданчики.

Русиков стоял в кабинете и вертел в руках капитанскую фуражку. Шитый золотой нитью «морской краб» тускло блестел при электрическом свете. При появлении Шелестова, зампорозыску надел фуражку себе на голову и скомандовал: «Поднять паруса!».

– Владимир Николаевич! Здесь подойдёт команда: «Отдать концы!».

– Верно! Один уже отдал!

– Антон! Как думаешь, эту военно – морскую фуражку Гонгора тоже носил?

– Не знаю! Это клубная фуражка, такие носят капитаны яхт и круизных кораблей, но не военные! Это – реклама.

– Да? Откуда знаешь? Приходилось на флоте сталкиваться?

– Да, Владимир Николаевич, приходилось, и не раз!

– Верю! – Русиков положил её на место, на сервант.

– Владимир Николаевич! – Шелестов немного замялся, – когда я по вашему указанию прибыл на место преступления вместе с Гудковым и Малышевым, то из квартиры убитого люди из «конторы» уже выходили. Один был с таким небольшим чемоданчиком! Похож на специалиста – технаря!

– Ну и что? Я уже знаю! Тебе нечего волноваться! Поснимали, наверняка, своих «жучков» и концы в воду! У них работа такая! Разведка, мать их! Забудь, что видел и давай, занимайся раскрытием преступления! У них своя работа, а у нас своя!

– Так точно, Владимир Николаевич! Разрешите завтра с утра на улицу Цурюпы сгонять, за протоколом вскрытия трупа! Никифоров вскрытие в 8 утра будет делать! И сразу в отделение!

– Хорошо! Только не завтра, а уже сегодня, и смотри, не опаздывай, чтоб в 10 утра, как штык был! Все получат задания от Калинова по раскрытию убийства! А сейчас бери Гудкова и домой, спать, а я с Малышевым тут ещё побуду! Да и с комендантом хочу без протокола побеседовать!

Антон уже вышел из комнаты в холл, когда открылась входная дверь и в квартиру вошли двое хорошо одетых смуглолицых мужчин в одинаковых длинных кашемировых пальто, бережно поддерживавших под руки слева и справа высокую красивую женщину с покрытой черным платком головой. Судя по всему, она находилась в полуобморочном состоянии, но как показалось Антону, она взглянула на него быстрым внимательным взглядом и снова закрыла свои миндалевидные глаза.

Шелестов быстро ретировался в комнату.

– Владимир Николаевич! Родственники прибыли!

– Ты еще здесь? – Русиков поправил галстук и решительно шагнул из комнаты навстречу прибывшим на опознание родственникам Гонгора.

Антон посторонился, пропуская своего начальника.

Шелестов и Гудков вышли из подъезда и остановились. Площадка перед ним, ещё недавно заставленная машинами оперативных служб милиции так, что не пройти, теперь опустела. Хлопья падающего снега неторопливо покрывали следы от колёс недавно уехавших машин. Стояла тихая морозная ночь. Внезапно из-за «РАФа» с надписью на борту «Дежурная часть ГУВД», что стоял рядом с подъездом, чёрной молнией метнулась к вышедшим операм громадная овчарка в наморднике и весело закрутилась вокруг них юлой.

– «Барон»! Ко мне! – вслед за собакой из-за того же «РАФа» выскочил кинолог сержант Олег Сусликов.

– Есть новости? – Антон сходу задал ему вопрос.

Сусликов остановился около сыщиков, чтобы отдышаться.

– Нет! Ничего не нашли! – кинолог ласково потрепал за ухо присевшую около его ног псину. – Если «Барон» сразу след не взял, то работать дальше нет смысла!

Кинолог виновато замолчал. Собака будто почуяв, что разговор идёт о ней, тревожно смотрела на Шелестова и Гудкова умными влажными глазами.

– Ладно, Олег! Мы поехали! – опера попрощались с ним и пошли к своему «УАЗу», сиротливо стоящему недалеко от подъезда, рядом с двумя черными «Мерседесами» с красными посольскими номерами Мексики, как видно только что приехавшими.

Милиционер – водитель Витя Скрейдель сладко спал, привалившись головой к боковому стеклу, а в качестве подушки выступала зимняя милицейская шапка.

– Солдат спит, служба идёт! – коротко обозначил ситуацию Гудков и рывком открыл левую заднюю дверь машины так, что она закачалась.

– А?… Что? – Скрейдель мгновенно проснулся, не открывая глаз, схватил шапку, пару раз хлопнул по ней ладонью, отчего она более или менее стала похожа на зимний головной убор сотрудника милиции, и тут же завёл двигатель.

Шелестов подождал, пока Боря усядется, потом задумчиво взглянул на, как бы притихший, дипкорпус, в ожидании дальнейших событий, открыл дверь рядом с водителем, и ловко забрался в кабину.

– Витя! Развезёшь нас по домам, а потом вернёшься за Русиковым и Малышевым!

Приехав домой, Антон первым делом принял душ и завалился спать, ни ужинать, ни делать что-то ещё, у него просто не было сил.

Сослуживцы Антона Шелестова.

Антон перевернулся на другой бок, сон никак не приходил. Спать оставалось около трёх часов, а в голове был настоящий кавардак, какие обрывки мыслей, обрывки разговоров за день, всплывали знакомые и какие-то не знакомые лица. Глубоко вздохнув, Шелестов сосредоточился в мягкой полудрёме на том, кого бы он взял из оперов своего отделения в группу по раскрытию убийства атташе, если бы он был на месте зама по розыску, на месте Владимира Николаевича Русикова. Затем подтянул сползшее одеяло до подбородка и закрыл глаза.

…Если говорить прямо, Шелестову и Гудкову повезло – сразу после окончания Высшей школы милиции МВД СССР они попали в действительно дружный и сплоченный коллектив, знающих свое дело оперов, каждый был личностью, со своими принципами, да и с недостатками. Как без них? Женька Малышев, не высокого роста крепыш, с монгольскими раскосыми глазами, всегда с аккуратным пробором на голове, просто источал спокойствие и невозмутимость. За год работы в отделении, Антон не мог припомнить случая, чтобы Женя выходил из себя, нервничал, кричал на задержанных. Он ко всем вопросам подходил серьёзно,