второго уровня. Я покосился на его перстень. Свернувшаяся в кольца оливковая змея, с приподнятой головой. На первый взгляд она выглядела не слишком опасной. Но, это только на первый взгляд. Если не знать, кто такие черные мамбы.

— Ну что же, это даже хорошо. — И Василиса Петровна выплеснула воду на стол. — А теперь, внимание, вопрос. Кто из вас знает, как можно убрать эту воду?

Мы с Мамбовым снова переглянулись. Это что, шутка? Он пожал плечами, я же, без лишних слов подошёл в раковине, взял тряпку и собрал воду со стола. После чего отжал тряпку и вытер уже насухо. Помыл руки и вернулся за стол.

— Рысев, объясни мне, что ты только что сделал? — после почти минутного молчания, во время которого преподавательница с непроизносимой фамилией смотрела на меня круглыми глазами совы.

— Как это что? Вытер воду. — Довольно резко ответил я. — Вы же сами только что просили это сделать.

— Я имела в виду магические способы, — откашлявшись, пояснила Василиса Петровна. — Скажи, а твоя пилка для ногтей, в этой Академии не менее знаменитая, чем некая картина, всё ещё с тобой?

— Конечно, — я вытащил из кармана пилочку и помахал ею в воздухе. — Как говорит Николай Васильевич: «Рысев и пилка для ногтей — это нечто фундаментальное и неизменное».

— Скажи, Рысев, а зачем она тебе нужна? — продолжала допытывать меня Василиса.

— Ну, как зачем? — я даже удивился. Сунув пилку обратно в карман, продолжил. — А вдруг придётся где-то мыть полы, и я поврежу ноготь? А тут и пилка под рукой, чтобы всё поправить. Вы же сами сказали, Василиса Петровна, что неожиданные неприятности, они такие неожиданные. А ведь я хочу ещё и пару макров наклеить на ногти, вот сюда на мизинчик, нужно какой-нибудь особенно нежный прикрепить, как думаете?

Мамбов отвернулся и принялся судорожно кашлять. Понятно, что он так неуклюже старался заглушить здоровый мужской смех. А вот, например, Василиса ничего смешного в этом не услышала.

— Мамбов, ты не заболел? Может быть, нужно показаться целителю? — ядовито спросила она.

— Нет-нет, со мной всё в полном порядке. — Мамбов повернулся, с трудом сдерживаясь, чтобы снова не заржать. Глаза у него были блестящие от выступивших слёз. М-да, Женя, да ты просто рождён, чтобы доставлять людям радость.

— Это хорошо, — и она снова повернулась ко мне. — Почему ты решил задать этот вопрос мне?

— Ну так, вы же привлекательная женщина, к тому же… бытовая магия, это звучит так по-домашнему. Наверняка у вас есть потребность заниматься собой. И вы могли бы мне что-то посоветовать…

— Рысев, почему меня не покидает ощущение, что ты издеваешься надо мной? — Василиса прищурилась.

— В чём? В том, что считаю вас привлекательной женщиной? — я улыбнулся.

— Так, оставим эту тему, — Василиса Петровна резко повернулась к столу и снова вылила на него воду. Но то, что она немного оттаяла было видно невооружённым взглядом. — Сегодня мы разучим заклятья уборки жидких сред с горизонтальных поверхностей. Доставайте свои блокноты, и приступаем к классификации. Она будет представлена в виде схемы…

Сегодня весь учебный день был посвящён бытовой магии. Недостаток учебных дней Василиса компенсировала часами проведения уроков.

День был насыщенным, но не могу сказать, что непродуктивным. Всего мы разобрали четырнадцать разных заклинаний. И многие из них действительно могли нам очень пригодиться, потому что игнорировали физические и химические свойства тех жидкостей, которые полагалось убрать. Будь то кислота, или кровь, или мощнейший яд. А два из них, позволяли перенести жидкость в заранее приготовленную ёмкость. Что также было очень удобно.

Мы с Мамбовым вышли на улицу из здания Академии.

— Может, сходим куда-нибудь, пообедаем? — внезапно спросил он. — Всё-таки, нас, похоже, хотят напарниками сделать, раз на пару к этой мегере определили.

Я посмотрел на часы. Да Машиного возвращения было ещё два часа. Всё-таки у неё более регламентированная учёба, чем у изнеженных художников.

— Пошли. Тут кафе неподалёку, можно туда заглянуть. Там как раз повар должен был смениться, вот и оценим нового, — предложил я. Олег кивнул, соглашаясь, и мы направились, не спеша, в кафе, с котором у меня связано так много воспоминаний.

— Никак не могу понять, почему ты так влияешь на женщин? — через минуту молчания спросил Мамбов.

— Потому что я кот. — Рассеянно ответил, оглядываясь по сторонам. Вчера на тренировку бежал бегом и не успел всё рассмотреть, как следует. Вроде бы ничего не изменилось. Всё те же улицы. Те же дома. ничего не прибавилось и не убавилось.

— И что? — не понял моего ответа Олег.

— Котов любит девяносто процентов женщин. Особенно таких, с кисточками на ушах. — Я усмехнулся. — Так что у меня перед многими мужчинами преимущество, основанное на простой принадлежности к клану Рысевых.

— А остальные десять процентов? — спросил Мамбов.

— Они любят, к сожалению, собак. Или вообще никого. Так что, без шансов, — я развёл руками. — Но, пара процентов их них, возможно, неравнодушна к художникам. Так что, и у тебя Мамбов есть шанс.

— Ну ты и язва, Рысев, — Олег беззлобно ухмыльнулся.

— Так жить проще, — совершенно серьёзно ответил я.

Тем временем мы подошли к знакомому зданию. Толкнув дверь и послушав, как звякнул колокольчик, прошли внутрь. Мой любимый столик у окна был не занят. Впрочем, как и многие другие столики. Что было странно, потому что сейчас был обед. В прошлом учебном году, помниться, многие сюда прибегали просто перекусить.

— Ой, ваше сиятельство, — к нашему столику подбежала всё та же официантка. — Как же приятно вас видеть.

— Погляжу, работы заметно поубавилось, — сказав это, я демонстративно огляделся по сторонам.

— И не говорите. Только вечером какое-то оживление. Когда студенты и курсанты выпить приходят. Их еда мало всегда интересовала. Только на этих посиделках денег много не заработаешь. — Лиза трещала, словно старого друга повстречала, после нескольких лет разлуки. — Студенты, да и курсанты не слишком любят деньги тратить. Кроме Академии, в нашем форте ещё и три ремесленных училища имеется. Нас же так и называют, студенческим фортом. А в этих училищах не слишком обеспеченные люди учатся.

Я бросил быстрый взгляд на Мамбова, который в это время прошептал.

— Понятно, девяносто процентов… Я помню.

—