Пятая победа — аншлюс Австрии — оказалась самым деликатным делом. Деликатным в том смысле, что эта операция по «слиянию» проводилась в обстановке сближения между Гитлером и Муссолини, который объявил себя гарантом независимости Австрии после убийства канцлера Дольфуса австрийскими нацистами. Гитлер, родившийся в Линце, находил объединение двух стран вполне естественным. Во-первых, оно восстанавливало единство германской расы, включающей и австрийцев, а во-вторых, отвечало высказывавшейся неоднократно (в частности, в 1848 и 1919 гг.) заветной мечте о Великой Германии (Grossdeutschland). Лидеру нацистов Австрии Зейсс-Инкварту и ответственному за операцию Герингу Гитлер посоветовал проявлять тактичность по отношению к Муссолини. Ведь последний стал близок фюреру еще после «эфиопского дела», а особенно во время гражданской войны в Испании, где совместная поддержка обоими генерала Франко усилила их образ борцов с большевизмом. Впрочем, Муссолини дал понять, что ему надоело «охранять независимость Австрии, тем более если сами австрийцы этого не хотят». Успехи Гитлера на внутри- и внешнеполитической арене фактически усиливали динамику развития событий в направлении аншлюса. Поскольку дуче вроде бы смирился с неизбежным, оставалось только нажать на канцлера Шушнига, который настаивал на независимости Австрии, полагая, будто договор, заключенный с Германией в июле 1936 г., служит защитой от любого рода эксцессов. Видя оживление самых беспокойных элементов австрийского нацизма, Гитлер предложил Шушнигу назначить Зейсс-Инкварта министром внутренних дел, передав ему контроль над полицией. В Бергхофе фюрер поджидал Шушнига в окружении трех генералов вермахта, которые не понимали, зачем там находятся. Зато Шушниг сразу догадался, что они нужны для оказания на него давления, когда Гитлер в привычной для себя манере обрушился на Австрию с упреками в «предательстве» немецкого народа[4]: «Я — носитель исторической миссии, и я твердо решил положить всему этому конец». Перед лицом открытых угроз и столь устрашающей мизансцены канцлер уступил, но, вернувшись в Вену, оспорил достигнутую в Бергхофе договоренность и объявил, что намерен организовать референдум по вопросу о «самостоятельности свободной немецкой Австрии».

Разъяренный тем, что его переиграли, Гитлер впал в истерику и немедленно, без подготовки приступил к военному вторжению. Его смущала лишь возможная реакция Муссолини. Он написал дуче письмо, в котором объяснял, что, «будучи сыном этой земли, счел себя обязанным навести порядок на родине». Однако, добавлял фюрер, он ни в коем случае не ставит под сомнение свое обязательство уважать границу по Бреннеру (этот перевал служил южной границей Австрии, хотя за ним также проживало немецкоязычное население). И как только Муссолини согласился с немецкой интервенцией, Гитлер велел передать ему: «Я никогда этого не забуду, никогда-никогда-никогда, что бы ни случилось!.. Если ему когда-нибудь понадобится помощь или будет грозить опасность, я ни за что не брошу его в беде, пусть хоть весь мир против него ополчится»{25}.

История свидетельствует: в 1943 г. Гитлер сдержал слово.

Теперь он уже спокойно мог отдавать войскам приказы о продвижении и сам лично пересек границу по узкому мосту в своем родном городе Браунау-на-Инне, затем прибыл в Линц и Вену. Австрийская армия присягала ему, а восторженные толпы скандировали: «Один народ, одно государство, один фюрер!» (Ein Volk, em Reich, ein Führer). 99% голосов, отданных за присоединение к Германии в ходе плебисцита, увенчали триумф. Дни всеобщего ликования завершились в Вене такими массовыми еврейскими погромами и такими широкими репрессиями против «внутренних врагов», каких Австрия до тех пор не знала.

Аншлюс начался 13 марта 1938 года.

16 марта Муссолини заявил: «Когда случается роковое событие — лучше пусть оно совершается с вашим участием, нежели помимо вас или, того хуже, против вас!» Он заставил Большой фашистский совет проголосовать за одобрение аншлюса, к неудовольствию короля Виктора- Эммануила.

Однако происходящее все-таки беспокоило Муссолини — ведь Гитлер, сославшись на «германские права», вполне мог бы (кто его знает?) оспорить и территориальную принадлежность Тироля. Дуче поспешил напомнить о священной нерушимости бреннерской границы.

Еще до прибытия фюрера в столицу Италии с целью «укрепления» оси Берлин-Рим Муссолини предпринял ряд шагов, свидетельствовавших о его озабоченности: он устроил так, что его пригласил к себе подестат пограничного города Триест, объявил об официальном визите наследного принца в область Альто-Адидже, 14 апреля подписал коммерческое соглашение с Францией, а 16 апреля, в довершение всего, заключил с Великобританией договор о роли Италии в Средиземноморье, так называемый Пасхальный пакт{26}. Визит фюрера планировался с 3 по 8 мая.

Предполагалось ли продолжать и дальше такую политику «качелей», по крайней мере в международных отношениях? Во всяком случае, она была достаточно привычна для дуче, которого противники всегда обвиняли в оппортунизме. В 1919 г., когда начали возникать фашистские «союзы» (фашио), он писал в газете «Иль пололо д'Италия»: «Мы позволяем себе роскошь быть аристократами и революционерами, легалистами и иллегалистами, в зависимости от обстоятельств, мест и тех рамок, в которых мы вынуждены жить и действовать». В самом деле, во внутренней политике резкие повороты курса, каждый раз сопровождаемые насилием, постоянно служили характерной чертой муссолиниевского фашизма{27}. Если Гитлер с самого начала принадлежал к праворадикальным путчистским группировкам и не изменил позиции, даже став государственным деятелем, то Муссолини к моменту, когда смог, наконец, захватить власть в свои руки, успел пройти практически весь спектр политической жизни.

Не унаследовал ли он кое-что от своего отца Алессандро, кузнеца и кабатчика, активного воинствующего социал-анархиста, близкого к революционному синдикализму, и нонконформиста? В эпоху, когда классовая борьба составляла основной принцип революционной борьбы, Алессандро был учеником Андреа Коста, утверждавшего: «Есть лишь две категории людей: те, кто хочет революции, и те, кто не хочет. И есть буржуа, желающие революции сильнее иных рабочих». Не этот ли урок извлек для себя молодой Бенито? Будучи социалистом, он разочаровался в рабочем классе, который не проявлял достаточной агрессивности и редко шел дальше забастовок. В 1912 г., в возрасте двадцати девяти лет, работая учителем, он стал главным редактором газеты «Аванти», где начиная с 1910 г. проповедовал немедленную революцию, вызывая насмешки товарищей[5]. Потом, когда нависла угроза мировой войны, он защищал пацифистские идеи, но не смог долго вынести «инертности». В 1914 г. жаждущий активной деятельности Муссолини внезапно решил, что только участие в боях сделает его соотечественников мужчинами, и после войны именно с бывшими фронтовиками принялся создавать ударные группы для свержения «импотента» — либерально-демократического режима{28}.