В 1914 г. правительство Франции помогало Муссолини добиваться вступления Италии в войну (на своей стороне). В 1919 г. капиталисты помогали ему бороться с массовыми забастовками и практикой захвата заводов рабочими. В борьбе против режима он объединялся и с националистами, и с футуристами, и с революционными синдикалистами вплоть до того момента, когда пригрозил монархии «маршем на Рим». Король Виктор-Эммануил капитулировал и поручил дуче сформировать правительство (1922). По сути, Муссолини захватил власть не потому, что одержал верх над итальянскими коммунистами (как думал Гитлер), а благодаря политическому вакууму, который возник в том числе вследствие раскола социалистического движения после создания третьего Интернационала и образования в Италии коммунистической партии по примеру Франции.

Динамичность Муссолини принесла ему дивиденды. Но ренегат, сумевший некогда привлечь часть прежних революционных кругов, навлек на себя ненависть бывших товарищей, которых отныне ждали удары дубинок (манганелло), если не тюрьма, как приятеля Муссолини Антонио Грамши, или смерть от рук полицейских агентов, как Джакомо Маттеотти. Для левых Европы он стал Иудой, предателем. Теперь они обличали новую тиранию — фашизм. Коммунисты отождествляли его с «правым крылом социал-демократии», впоследствии туда же был отнесен и «нацистский фашизм».

Пламенный антидемократ, считавший, что страной должна управлять элита его активных сторонников, которые вошли в состав Большого фашистского совета, Муссолини объявил себя антипарламентарием, антилибералом и антисоциалистом! «Наша доктрина — действие, — говорил он. — Вся власть — государству, чьим инструментом служит партия».

По пояс голый, он пахал землю и расчищал Понтийские болота вместе с теми, кто их осушал. Он изображал человека из народа, превыше всего ценящего физический труд, перед элитой, которую презирал и любил провоцировать. Хоровое пение, шествия, организация коллективных свадеб — все шло в ход для прославления каждой профессии и воспитания корпоративного духа. Национализм Муссолини сыграл свою роль в том, что, несмотря на появление его подражателей в Великобритании (Мосли), Франции (Бюкар), Испании (Примо де Ривера), фашистского интернационала не сложилось. Тем не менее симпатизирующей ему организации Делонкля «Кагуль» приписывают убийство в 1935 г. братьев Росселли, известных антифашистов, укрывавшихся во Франции{29}.

Национализм этот выражался прежде всего в разочаровании от победы: по Версальскому договору итальянцы получили только Трентино и Истрию, им даже не достался Фиуме, который Д'Аннунцио не сумел насовсем отобрать у Югославии. С тех пор Муссолини не уставал повторять: «Италия в Средиземноморье как в тюрьме… ее решетки — Корсика, Тунис, Мальта и Кипр. Охранники — Гибралтар и Суэц…» Вот уже целая программа.

До захвата власти Гитлером в 1933 г. именно итальянский фашизм служил пугалом для всех, кто считал себя «левыми» в Европе. Поддержка, которую он получил у англичан в качестве образца борьбы с большевизмом, только еще больше дискредитировала его в глазах Франции. К тому же, недовольный Версальским миром, «этой увечной победой», разве не угрожал он Югославии — детищу стран-победительниц?

Очевидно, что для Муссолини был очень важен приход к власти Гитлера, который с 1922 г. называл себя его учеником и разделял его фашистские идеалы. Гитлер сам искал встречи с дуче, желая поговорить об австрийской проблеме, но в том числе чтобы лично приветствовать старшего товарища. Он испытывал неподдельное восхищение перед «этим человеком, сокрушившим коммунизм не силой оружия, а благодаря интеллектуальному превосходству»{30}.

Муссолини принял Гитлера в городе Спа 13 июня 1934 г. До крайности взволнованный Гитлер накинул на себя скромный непромокаемый плащ цвета замазки, в то время как дуче облачился в блестящую парадную форму. Со стороны Муссолини «искра» не пробежала. Он счел своего гостя «истеричным» и не слишком одобрил рассуждения фюрера о превосходстве нордической расы. Хотя Гитлер и сообщил дуче (после того как увидел его выступление перед итальянцами в Венеции), что «такие люди, как он, рождаются раз в тысячу лет», на восхваляемого диктатора немецкий визитер произвел впечатление «полишинеля», «дурака и умственно отсталого». Организованное убийство штурмовиков в «Ночь длинных ножей», а затем неудавшийся путч австрийских нацистов после убийства канцлера Дольфуса только подкрепили его мнение{31}.

Угроза, нависшая над Австрией, гарантом независимости которой выступал Муссолини, а затем перевооружение Германии, явные и грубые нарушения с ее стороны условий Версальского договора — все это подталкивало дуче искать сближения с западными демократиями. На Стрезской конференции он хотел убедиться, что Франция поддержит его в защите Австрии и что Фланден или Лаваль не будут возражать против великого проекта его царствования — завоевания Эфиопии. В действительности же Англия наложила на этот проект вето, обратившись в Лигу Наций, а Лаваля и Сэмюэла Хора, пытавшихся найти компромиссы с предусмотренными уставом Лиги Наций санкциями, отозвали их парламенты.

Когда санкции против итальянской агрессии в Эфиопии были объявлены и частично применены на практике, Гитлер заверил, что окажет дуче помощь и предоставит сырье и продукцию, в которых у него возникнет нужда… Муссолини, со своей стороны, одобрил ремилитаризацию «Рейнании», и наметился новый альянс, а Стрезскии фронт прекратил существование.

Интервенция Муссолини в Испанию вслед за Гитлером придала зримые очертания сотрудничеству между тремя режимами с явно близкими идеологиями по созданию прочного антикоминтерновского фронта. Кроме того, правительство Народного фронта, отказываясь признать итальянского короля императором Эфиопии, еще дальше отошло от политики Лаваля. Граф Чиано, зять дуче, подтолкнул тестя к радикальной переориентации, которой содействовал и Гитлер, одобряя действия Муссолини и утверждая, что «для Италии Средиземноморье — жизнь, тогда как для Великобритании — всего лишь дорога». Таким образом, ему удалось перенацелить амбициозные устремления Италии, до тех пор направленные на Центральную Европу{32}.

В сентябре 1937 г., на сей раз пригласив дуче к себе, Гитлер принял его с небывалой роскошью. 800 000 человек собрались, чтобы приветствовать фюрера и его гостя. Завороженный немецкой мощью, столь грандиозным приемом, Муссолини «сломался» и объявил: «Если у фашизма есть друг, он пойдет с этим другом до конца». Формула, которая впоследствии принесла много бед. Первой из них стал аншлюс Австрии. В недалеком будущем «друг» готовил ему и другие…

В 1943 г. самый авторитетный, пожалуй, европейский обозреватель, швейцарец Рене Пейо, предложил свой анализ эволюции Европы после заключения Версальского мира: «Можно утверждать, что ее ход определялся двумя ключевыми моментами: соглашением в Мюнхене и соглашением ё Москве. Первое из них представляло собой попытку примирить притязания Третьего рейха и необходимость обеспечить европейское равновесие. Она провалилась, так как гитлеризм уже не мог остановиться на достигнутом. Для западных держав Мюнхенское соглашение означало крайний предел возможных уступок. Гитлер, напротив, увидел в нем подтверждение правильности своих методов и стимул продолжать в том же духе. Обретя уверенность на Западе, он обратил все внимание на Восток. Русские были крайне недовольны позицией французов и англичан и потому отвернулись от Парижа и Лондона. Поскольку их не пригласили на конференцию в Мюнхен и даже не сочли нужным проконсультироваться с ними по этому поводу, они констатировали несостоятельность принципа коллективной безопасности. Московское соглашение стало ответом на Мюнхенское. Рейх, видя, что западные демократии не уступят ему в польском вопросе и соглашения с ними на грани срыва, вознамерился договориться с Россией. Мы прекрасно знаем, что произошло вследствие этого сговора, основанного на удовлетворении взаимных интересов»{33}.