это вы про…

– Да, – кивнул я, сам удивленный его незнанием медицинского сленга. – «Уши» носят терапевты. Они слушают больных. А неврологи носят молотки. – Я указал на молоточек в его кармане. – А знаете, что носят нейрохирурги?

– Нет, – вдруг перебил он меня тоном отличника, сдающего экзамен. – Я точно знаю, что доктор во время осмотра должен иметь фонендоскоп, молоточек, часы с секундной стрелкой, аппарат для измерения…

– Доктор… э-э… – Я пригляделся к ламинированной белой картонке на его халате. – Строганов? – воскликнул я, читая текст. – Арсений Строганов? Врач-интерн, отделение неврологии? Какого черта?!

То-то мне его голос показался знакомым!

– И я рад нашему знакомству! – протянул он мне руку в резиновой перчатке. – Ой, простите…

И стал неловко стягивать ее. Разумеется, она разорвалась.

– Я сделаю все, что в моих силах! И даже больше! Можете на меня рассчитывать. – Сдавив мою кисть, он долго тряс ее, пока я с силой не вырвал ладонь из его цепких рук.

* * *

Мы сидели в ординаторской и пили чай. Арсений, вежливо отказавшись от ужина, с аппетитом умял мои бутерброды, после чего стал рассказывать, как он проник в наш корпус. При этом он размахивал руками, словно неаполитанец, и успевал поедать общественный мармелад.

– Вначале я хотел прикинуться больным. Я намотал на голову бинт, набрызгал на него немного крови, типа раненый, но затем передумал, поскольку выяснил: пациенты реанимационных отделений своими ногами не ходят. – Он запустил руку в опустевшую коробку с мармеладом и, поняв, что все выел, тяжело вздохнул. – Тогда я решил прикинуться доктором. Я посидел на студенческих форумах, посмотрел пару серий «Скорой помощи», это американский сериал про…

– Я в курсе, – кивнул я, продолжая с любопытством разглядывать своего нового знакомого. Очень уж своеобразным был этот молодой человек. Излишне подвижный, чтобы не сказать нервный. Но при этом какой-то благожелательный и искренний.

– …сериал про больницу «Скорой помощи» в Чикаго, – продолжал он. – Так вот, проникнуть на территорию вашей больницы не составило труда, забор всего два с половиной метра. В отделение неврологии я попал на грузовом лифте, а в реанимационное отделение ведет черный ход. Я оделся, как одевается врач, напечатал бейдж…

– Я вас раскусил, – улыбнулся я и перечислил его ошибки.

Судя по всему, его это задело.

– Может быть, это особенности вашей больницы, – с обидой в голосе сказал этот артист, – а в любой другой меня бы не распознали. Ну, неважно, – отмахнулся он. – Главное, что к вам можно проникнуть незамеченным. Теперь я слушаю вас! – И Арсений Строганов достал потрепанный блокнот.

Я не успел и рта открыть, чтобы поинтересоваться, с чего начать рассказ, как он перебил меня:

– Я создаю свой метод раскрытия преступлений! Он состоит из шести пунктов. Пока из шести. Назвать их? – Я не успел ничего ответить. – Сбор информации! Это раз! – Арсений щелкнул пальцами, подражая Фандорину. – Вы скажете, что во всех методах собирают информацию. – Я опять ничего не успел сказать. – Но в моем методе нужно собирать все, что может иметь отношение к делу, и даже то, что не может! Понимаете? Сейчас объясню. Например, после вашего звонка я собрал кучу сведений о вас. О вашей семье, вашем хобби. И знаете, что больше всего на меня произвело впечатление? Образно говоря, вштырило?

Тут он замолчал и даже замер. Я пожал плечами.

– То, что вы пишете рассказы! – От избытка эмоций он хлопнул в ладоши, и блокнот упал на пол.

– А, ну да… – Я немного растерялся. Многие знакомые хвалили мои литературные опыты, но, насколько я знаю, никого из них не вштыривало от них.

– Смотрите! – Создатель уникального детективного метода одним движением выпорхнул из старого глубокого кресла. – Вы – доктор! И вы пишете рассказы! Кстати, «Обратная сторона Земли» – очень прикольное название. А этот… как его… день из жизни этого, как его…

– «Один день из жизни доктора Алексея Михайловича», – изумленно пробормотал я, глядя на своего нового читателя.

– Мне очень понравился рассказ, – закивал он, – потому что короткий. И содержит полезную информацию про ваше отделение.

Я решил, что это одобрение.

– Вы уже осознали всю важность этого сочетания? Доктор-писатель! – Его глаза расширились и смотрели на меня не мигая.

– Пока не очень, – ответил я, раздумывая: это он «с приветом» или я туго соображаю?

– Ну это же элементарно! – закричал сыщик и подхватил блокнот с пола. – Доктор Ватсон тоже был писателем! Поняли? – И, видя недоумение на моем лице, принялся объяснять: – Ну нельзя же быть таким тормозом! Я – детектив, как Шерлок Холмс, а вы – доктор и писатель, как Ватсон! Мне нужен напарник. И наша встреча – это как… яблоко по башке Ньютону! Она перевернет вашу жизнь! Вы рады?

Молодой человек просто светился от счастья. Видимо, приняв мое молчание за знак согласия, а удивленный взгляд за выражение радости, этот юный детектив начал сбор сведений.

– Итак, наше первое дело. Назовем его… «Случай в реанимации»? Нет, банально. «Отравленный любовник»? Звучно, мне нравится. Но можем во время следствия легко поменять название. – Он уселся в кресло и раскрыл блокнот. – Любовница отравила своего любовника, он попадает к вам в реанимацию и умирает на одном из ваших дежурств. И его жена обвиняет и любовницу, и вас в его смерти. Все правильно?

– Ну, если совсем коротко, – согласился я. – Вы, судя по всему, любите краткость?

– Я люблю быстроту, – ответил детектив. – Сейчас я буду вас спрашивать… Кстати, а можно на «ты»?

Я кивнул.

– Кажется, это называется «сбором анамнеза»? – Он посмаковал медицинский термин. – Начнем с начала. Что ты ел в тот день на завтрак? Ну, в день, когда умер этот мужик.

Я думал, что меня уже ничем не удивишь. Однако ошибся.

– Я? А какая разница? Ведь не меня же отравили, – усмехнулся я, глядя, как сыщик что-то рисует в блокноте.

– Никто не понимает, – с сожалением сообщил мне Строганов. – А знаешь почему? Потому что не владеют моим методом. Ты же задаешь вопросы больному, которые тому кажутся дурацкими? Так что вспоминай: что было на завтрак?

– Пф! Разумеется, я не помню. Бутерброды, йогурт, каша, кофе… Ну, что-то из перечисленного точно было. – Я пожал плечами. – Хотя подожди! – Я сам удивился тому, что неожиданно вспомнил. – Я же в тот день жутко не выспался! И есть совсем не хотел. Выпил кофе и поехал на работу.

– Ура! Заработало! – вдруг оживился частный детектив и потер руки.

После пятнадцатого вопроса я перестал их считать. Детектив задавал вопросы не задумываясь, словно они были подготовлены заранее. И требовал таких же быстрых ответов. Часто прерывал меня, не давая договорить, и перескакивал на другую тему.

– Ты знал этого доктора раньше, когда тот еще был здоров?

– Нет, я его увидел первый раз здесь, в реанимации. На второй день после поступления, – рассказывал я. – Он окончил тот же институт, что и я, только немного раньше…

– Ты, когда поднимаешься по эскалатору в метро, считаешь количество ламп?

– Что?! Вроде нет…

– А на том, последнем дежурстве, ты общался с любовницей пациента?.. А с женой?

– Нет. Да. – Я едва успевал отвечать.

– Опиши мне его жену. И любовницу.

– В смысле внешность? – уточнил я. – Жена, она высокая, с хорошей фигурой, глаза…

– Внутренность, – перебил он меня. – Елена Алмазова… кратко. Яснова, тоже кратко. Обеих. Как в Википедии, понимаешь?

Я усмехнулся.

– Волна и камень. Стихи и проза. Лед и пламень.

– Это Пушкин, – проявил осведомленность сыщик. – А твой диагноз?

– Алмазова – она такая… эффектная, умная… И, как оказалось, зловредная. А Яснова – улыбчивая, душевная… с виду, во всяком случае. И подозревается в отравлении… Слушай, я не понимаю, какой диагноз ты хочешь услышать.

– Тоже мне, доктор-писатель, – хмыкнул Строганов. – А во сколько умер Яблочков?

– В два ночи.

– С кем ты дежурил?

– С Анжелой, она очень опытная и ответственная медсестра, и с Пашей, он студент Военно-медицинской академии, медбратом подрабатывает. Толковый парень. И еще санитарка с нами…

– Был ли дождь тем вечером?

– Нет, – ответил я уверенно, вспомнив, как разглядывал через окно двор приемного отделения.

– Во сколько ты ужинал?

– Где-то около девяти…

Я продолжал отвечать, удивляясь, что события той ночи вовсе не исчезли из моей памяти, а были словно спрятаны за закрытыми дверями. И Строганов со своими вопросами-ключами как будто открывал эти двери.

– Какую музыку ты слушал после ужина?

– Музыку? – несколько удивился я. – Да не помню… А почему ты думаешь, что я вообще слушал музыку?

– Потому что на столе у медсестры стоит радио, которое постоянно играет, – буркнул он в ответ. – В тот вечер оно тоже играло?

– Наверное. – Я пожал плечами. – Даже могу точно сказать – играло.

Я прислушался – пел Гарик Сукачев. И в этот момент меня вдруг накрыло воспоминание…