– Ничего, у твоей сестры очень необыкновенный и красивый цвет. А что такое?

– Но у неё не было зелёных глаз, – возразил брат.

– Рада, а ты меня хорошо видишь? – встревожено спросил Виктор Михайлович.

– Да, конечно, – кивнула я.

– Ну, так бывает из-за перенесённого стресса. У людей происходят различные изменения. Скажу офтальмологу, чтобы проверил зрение твоей сестры. Я, во всяком случае, каких-либо патологий не вижу. Вполне возможно, что постепенно её цвет вернётся, и не стоит так трагически всё воспринимать, – успокоил он Митю.

Брат облегченно выдохнул, улыбнулся и подошёл ко мне. Присел на корточки и крепко обнял меня.

– Рада, как же ты нас всех напугала. Больше на озеро ни ногой, поняла? – нарочито строгим голосом сказал он.

Я лишь сильнее прижалась к нему и шмыгнула носом.

– Никогда-никогда, обещаю. Мить, а мама где?

Брат погладил меня по голове.

– Мама сегодня приедет вместе Аней. Она должна была сменить меня здесь. Но раз доктор сказал, что тебя скоро выпишут, то ей уже необязательно оставаться в больнице.

– Митя, а что с Ирой и другими? – спросила я его, и почему-то повеяло холодом, и моя кожа покрылась противными мурашками.

– Ты знаешь, да?! Откуда?

Я тяжело вздохнула, посмотрев на белую стену, и призналась:

– Случайно услышала разговор медсестёр, что ты меня нашёл. А их до сих пор ищут.

– Успокойся, сестрёнка! Сделанного не воротишь, только странно: вы же хорошо плавали. Как такое могло случиться?!

Только я подумала поделиться с Митей своими сомнениями и догадками, как в палату вошли два врача и медсестра. Нам пришлось прервать разговор до следующего раза.

Офтальмолог долго и тщательно осматривал мои глаза. Потом сказал, что ничего противоестественного не находит.

Виктор Михайлович объявил, что держать меня долго в больнице не имеет смысла. Если в течение двух дней не будет ухудшения, то, скорее всего, меня отпустят домой.

В этот же день меня перевели в общую палату. Когда приехали мама и сестра, я находилась одна в шестиместной комнате. Огромное давящее помещение с неизменно белыми стенами, очень высоким потолком и большими окнами. Одинокая лампочка тускло светила где-то под самым потолком.

Дверь с тихим скрипом отворилась. Вошли мама и Анна.

– Ну, привет, утопленница! – язвительно поздоровалась сестра. – Всех на ноги подняла, не стыдно?! А теперь сидишь, сама невинность.

Мама медленно повернулась к Анне и негромко, но строго сказала:

– Замолчи сейчас же! Это тебе должно быть стыдно, Аня! Рада болеет, а ты смеешь так говорить!

Сестра лишь опустила голову, чтобы мама не увидела её злую мину, и глубоко вздохнула.

– Мамочка приехала! – на всю палату вскрикнула я, и голос мой эхом прокатился по пустой палате.

Спрыгнув со скрипучей кровати, я кинулась к ней, прижалась и обняла за талию.

– Мамочка, я по тебе скучала! – со слезами в голосе прошептала я.

Позади меня раздались шаги Мити. Мама обняла нас обоих и рассказала:

– Мы, как только узнали, что Рада очнулась, сразу собрались к вам и приехали. Ну, и как вы здесь без меня? Что доктор говорит?

– Да всё нормально. Вот только глаза… – Брат запнулся.

– Что?! Неужто Радка окосела? – опять язвительно подколола сестра и рассмеялась. – Вот будет потеха!

Если бы тогда я обладала своими способностями в полной мере, то Анна не сошла бы с места живой. Настолько разозлённой и обиженной я была в тот момент. Оторвавшись от мамы, я пристально посмотрела на неё. Продолжая смеяться, она поймала мой взгляд. Веселье резко оборвалось, сестра в испуге шарахнулась от меня.

– Она… она… – запинаясь, пыталась она что-то сказать. – Ведьма! Как бабка Верка из соседней деревни. Это она и утопила подружек.

Мама прикрикнула на Анну:

– Опомнись, дочка! Как ты можешь говорить про сестру такое! Замолчи!

Но та не унималась, всё повторяя:

– Ведьма, это она их убила. Теперь я сестра ведьмы. Кто же меня замуж возьмёт?

Лишь когда Митя подошёл к ней, дал ей затрещину, истерика прекратилась. Она замолчала, но все продолжила с ненавистью смотреть на меня.

Позднее мне много раз неслось в спину это слово – ведьма… Оно следовало за мной, как чума или проклятие. Но тогда было обиднее всего, ведь впервые его произнесла моя родная сестра. И именно с того переломного момента началась моя новая жизнь. Но поняла это я значительно позже, когда между мной и остальными людьми образовалась пропасть. И хотя мама попыталась защищать меня от нападок Анны и не показывала страха, я чувствовала и её отчуждение тоже.

Заставив себя разжать руки, я отошла от сестры и непривычным, лишённым всяких эмоций голосом произнесла:

– Аня, ты с ума сошла, да? Я твоя сестра, ты знаешь меня с рождения. Какая ещё ведьма?!

Митя положил свою руку мне на плечо, в знак поддержки. Его доброта и искренность окутали, словно одеяло, помогли снять холод. Сестра же, заметив такое отношение Мити ко мне, разозлилась пуще прежнего.

– Ты мне не сестра! – прокричала она на всю палату. – Рада умерла! А ты всех утопила, ведьма! Бедная моя сестричка, как же теперь мы без неё?! Я не буду жить с этой… – Она запнулась, а потом продолжила причитать: – Ой-ё-ёй!.. И на кого ты нас покинула?!.

Глядя на спектакль, устроенный Анной, я невероятным усилием воли подавила дикое желание рассмеяться. Если бы не заглянувший в палату на шум доктор, даже не знаю, чем бы закончилась эта семейная встреча.

Вбежавший врач растерянно посмотрел на истерящую сестру и громко велел:

– Это ещё что за спектакль?! Немедленно вон из помещения! Я-то думал, что вы приедете поддержать ребёнка, а вы устроили балаган! Вон, я сказал!

Притихшие родственники в ту же секунду выскочили за дверь и аккуратно прикрыли ее за собой.

– Ну, а ты почему стоишь босиком на холодном полу? Марш в кровать ложись, простудишься! – отчитал меня доктор.

Повернувшись спиной к Виктору Михайловичу, я машинально подошла к кровати. Молча забралась в нее, укуталась в одеяло, подтягивая колени и прижимаясь к ним лбом. На Митю я тоже не смотрела. Слышала лишь, как доктор сказал тому:

– М-да-а-а… Судя по тому, что я слышал здесь, трудно будет Раде жить в вашей семье. Чего только стоит одна эта девица-истеричка! Она не оставит твою сестру в покое. Даже не знаю, что посоветовать… Но в такой обстановке долго она не выдержит.

Стиснув до боли зубы, я продолжала молча сидеть, глядя на противоположную стену. Такое чувство, словно тогда во мне умерло что-то светлое, а место его заняли холодная пустота и безразличие. Больше я не прислушивалась к их разговору, очнулась, когда тёплые руки брата сжали мои плечи.