Остальные зрители – свободные от несения ходовой вахты матросы, мичманы, офицеры – разместились на таких же баночках-скамейках, расставленных плотными рядами по всей площади столовой личного состава в четвертом ракетном отсеке. Это, пожалуй, самое просторное помещение на подводной лодке, хотя и тут расстояние от первого ряда до выступающих измерялось не более, чем длиной ноги. Впрочем, к тесноте привыкли давно уже все. Зато публика подобралась предельно отзывчивая, благосклонная, благодарная и непритязательная. Развлечений в относительно монотонных буднях автономного плавания было немного, поэтому, как бы сказали сейчас, всем хотелось «оторваться по полной». Оттого и каждый номер сопровождался весьма едкими, но точными комментариями, подсказками, практическими советами и мгновенными оценками талантов исполнителей. Зачастую, тут же переходили и на личности, причем не только в «зале», но и с импровизированной сцены. Обид не было, атмосфера носила ярко выраженный поддерживающий и одобряющий характер.

Итак, теперь до победного финала оставались всего два номера, а вот дней десять назад…

…Пульт управления ГЭУ – главной энергетической установкой – генерировал идеи. Их диапазон был чрезвычайно велик: от обнаружения и устранения самых заковыристых неисправностей в работе мат. части до способов сиюминутного разрешения политического кризиса в Зимбабве или составления изысканного гастрономически-питейного меню на ближайший чисто мужской симпозиум, имеющий место быть в скромной холостяцкой квартире одного из офицеров. Впрочем, начало практически всех таких «симпозиумов» все равно происходило на том же пульте ГЭУ с общеизвестного универсального корабельного напитка под непритязательным названием «шило» и сэкономленных в дальнем плавании консервов.

Сейчас на пульте царило уныние. Штатный хозяин этого мозгового треста командир первого дивизиона БЧ-5 уже с час, как вернулся с командирского доклада, полностью посвященного подготовке и проведению концерта художественной самодеятельности, положил перед собой чистый лист бумаги, вызвал всех своих подчиненных офицеров-управленцев, КИПовцев и даже вечно занятого турбиниста и… ничего!

То есть просто констатировали неутешительный факт, что за последнее время в их самом многочисленном на корабле подразделении не появилось новых Шаляпиных и Козловских, не выпестовали своих Барышниковых или Моисеевых, растеряли где-то будущих Гудини и Кио, а если и есть талантливые последователи гениального Аркадия Райкина, то зашхерились они в самом глубоком трюме, набрали в рот и ни гу-гу.

– Да-а-а… – жесткой ладонью комдив потер рано начавшую лысеть макушку, – Говорил я, говорил, что еще как нам икнется эта осенняя демобилизация! Одиннадцать человек!! Сразу!!! Все – классные специалисты. А как пели, как плясали! Один Лешка Богапов мог полдня болтать на любые темы, да еще разными голосами.

– Так мы и получили первое место за самодеятельность в прошлом походе. – Этот радостный факт уныло констатировал сидящий перед пультом оператора второй управленец.

– «Получили, получили», – передразнил комдив, – на свою долбаную голову кучу дерьма теперь получили!

У разместившегося в углу пульта командира группы КИП и А так и зачесался язык выяснить физическую принадлежность этой «долбаной головы», но усилием воли он сдержал такое взрывоопасное желание.

– Из всех «годков» один Дзюнь остался, – продолжал сетовать комдив. – А молодежь я даже в лицо не всех еще могу опознать. И прикомандированных тоже. Как тут докопаешься до их скрытых талантов?! Да и потом, ну что салага на сцене покажет, а? Тряску поджилок, заикание, прилипание языка и побледнение до обморока. Хорошо. Пусть. Это будет один номер. А с нас Чапик потребовал шесть!

Чапик – это было прозвище замполита. Вполне логичное, потому что звали его Василий Иванович. Это как-то сразу ассоциировалось с Чапаевым. Но на легендарного комдива замполит никак не тянул. Вот вместо Чапаева и появился сокращенный Чапа, который быстро трансформировался в Чапика.

– Так пусть Дзюнь опять прочитает свое «Бородино». Ну, лермонтовское, я имею в виду. – И второй управленец продекламировал:

«Кажи-ко, дядько, вжеж нэ дарым…»

Получилось очень похоже на странный хохляцко-белорусско-польский акцент уроженца Пинских болот старшины первой статьи Дзюня.

Никто, однако, не засмеялся.

– Может, мы тебя лучше выпустим, как пародиста? – задумчиво изрек комдив.

– Не-не! Это не политкорректно получится. Я вам точно говорю. – Похоже, управленец всерьез испугался могущих возникнуть нежелательных последствий. – Чапик ни за что не пропустит! – А вот это было абсолютно верно.

Еще усерднее помяв свою «тыковку», комдив резюмировал:

– Значит, будем строить пирамиду. И петь хором!

Киповец невинно поинтересовался:

– Одновременно?

На его счастье вопрос проскользнул мимо начальственных ушей.

– В прошлый раз мы, как в тридцатые годы, самолет изображали. Неплохо, вроде, вышло. Ретро теперь модно. Вот только насчет самолета командир прошелся, что, мол, не очень к месту: на подводной лодке служим, а пропагандируем авиацию.

– Так давайте подлодку построим, людей хватит. – Управленец тут же стремительно начал развивать плодотворную идею, – длинненькую такую, человек на пять-шесть, если полулежа. Рубочку организуем, а в нее Вас поставим, Анатолий Парфенович, с Военно-морским флагом. – Заметив протестующее движение комдива, он тут же уточнил, – исключительно, для солидности и придания творческого весу всей композиции.

Не разглядев в лице подчиненного и намека на юмор, комдив успокоился. Но, конечно же, встрял киповец:

– А раньше мы самолетный пропеллер изображали и «крыльями» помахивали…

– Это ты к чему сейчас?

– В каждом номере должна быть своя «фишка». В таком статичном, как «пирамида», это – движение. Вот я и предлагаю, во-первых, отобразить ход подводной лодки, то есть медленно ползти по палубе на животах к выходу из столовой, во-вторых, из задницы всего сооружения изливать что-нибудь несильно красящее для имитации кильватерного следа, и, наконец, в-третьих, осуществить запуск «баллистической ракеты».

Комдив просто оторопел. Потом пристально вгляделся прямо в глаза капитана-лейтенанта, но, не заметив там и капельки смеха, поинтересовался:

– И как это?

– Что «это»?

– Ну… запуск…

– А-а-а. Очень просто: продвигаясь, как я уже говорил, к выходу, изобразить раздвижением ног открытие ракетной шахты, и в образовавшееся отверстие вышвырнуть кого-нибудь маленького и легонького.

– Куда вышвырнуть?!

– А хрен его знает, куда. Вы же не спрашиваете у ракеты, куда она полетела.

– Так это…, там же высота маленькая, можно… в подволок головой…

– Какие вы привередливые, Анатолий Парфенович! Ну, не хотите ракету, давайте торпедой зафигачим. Она будет вылетать горизонтально из…переднего места и прямо под электрическую плиту на камбузе…