от власти Конийского султаната. Турецкий хронист пишет: «Осман Гази сказал: „Я взял этот город своим мечом. Что такое султан, что я должен получить от него разрешение? Аллах, давший ему султанат, дал мне завоевать ханство“».

Так родилась держава, ставшая при потомках Османа огромной империей, раскинувшейся на трех континентах: Европе, Азии и Африке.

14 февраля 1854 года.

Фолкстон, Англия. Вилла «The Leas».

Барон Майер Амшель («Маффи»)

де Ротшильд, младший сын Натана

Майера Ротшильда, главы английских Ротшильдов

Бр-рр… Я укутался посильнее в плед и придвинул кресло поближе к камину. Февраль в Англии – наверное, самый неприятный месяц, а здесь, в Фолкстоне – тем более. Холодные ветра с моря, дожди, не прекращающиеся ни на секунду, эта безумная сырость, это вечно серое небо… Поскорей бы вернуться обратно в мой замок Мент-мор, что в Бэкингемшире. Неделю назад, когда мне пришлось уехать сюда, там хотя бы вовсю светило солнце, а на холмах кое-где лежал снег. Все лучше, чем здесь… Даже если Джулиана уехала вместе с нашей Ханночкой в Бордо – там, мол, и погода лучше, и народ не косится на тебя, потому что ты еврейка. А здесь тебе каждый дворянчик даст понять, что ты, мол, никто – деньги твои мы возьмем, может, и придем к тебе на прием, но к себе никогда не пригласим. И даже если меня выбрали высоким шерифом Бэкингемшира, это еще ничего не значит – реальной власти у меня нет, зато местные власти у меня то и дело просят денег, немалая часть из которых, как мне кажется, оседает в их карманах и карманах их друзей.

Хотя и во Франции нас ненавидят – «евреи-финансисты», «кровопийцы», или просто «жиды» – этими выражениями до Луи-Наполеона кишела тамошняя пресса. Чего стоила одна лишь книга «Поучительная и курьезная история Ротшильда Первого, короля евреев, назначенного Сатаной», вышедшая в Париже в сорок шестом году… Конечно, в последнее время – что при Луи Наполеоне, что, к моему удивлению, при Наполеоне-Жозефе, пресса смягчила тон, но все равно отношение к евреям – а особенно к нам, Ротшильдам – там не слишком хорошее.

Мне, если честно, претит и ростовщичество, и интриги, но я – член своего рода, и деньгами, на которые я построил свой замок и живу в свое удовольствие, обязан именно ему. Именно поэтому я выполняю те «просьбы», которые исходят от моего отца, Натана Майера Ротшильда – хотя, конечно, и сыновний долг для меня не пустой звук. Но чего мне очень не хватает, так это самой обыкновенной человеческой дружбы.

Может, именно поэтому мне так понравился сэр Теодор. Я для него не «презренный еврейчик» и не денежный мешок, а такой же человек, как и все остальные. Да, он меня поначалу несколько невзлюбил, но это оттого, что для него я был одним из тех, кто держал его взаперти и что-то от него хотел. Но потом, в Амстердаме, я увидел, что он даже проникся ко мне некоторой симпатией. Именно поэтому, наверное, и я отношусь к нему с намного большей теплотой, чем обычно к малознакомым людям. Или еще и потому, что мне очень понравилось, как сэр Теодор относился к своей невесте. При виде этого я вспоминал, как ухаживал за своей Джулианой, да и сейчас… несмотря на ее взрывной характер, все еще влюблен в нее всей душой, да и я ей, такое у меня сложилось впечатление, до сих пор небезразличен.

Конечно, интерес у меня к сэру Теодору далеко не только дружеский – в первую очередь моя семья считает, что он весьма перспективная фигура – и в качестве источника знаний о таинственной эскадре, и как человек, способный принимать нестандартные решения. И наконец, всем нам очень импонирует его везение – как же, сумел не просто стать любовником королевы, но и потом весьма искусно от нее уйти, как «толстый жирный блин» из немецкой сказки[11].

Несколько дней назад я получил почтового голубя из Дании. В записке было указано, что баронет Фэллон изменил своей невесте с какой-то местной дамой, и Катриона в гневе покинула деревню, где они жили, и отправилась в Копенгаген, а на второй день купила билет на судно, идущее в Голландию. Мой человек добавил, что один из его людей приобрел билет на тот же корабль, чтобы проследить, куда она направляется, и передать ее моим людям в стране тюльпанов и бюргеров.

Я тогда ответил, чтобы узнали как можно больше о происшедшем и донесли мне лично в Фолкстон, куда я и уехал на следующий день. И с тех пор жду вестей.

В дверь постучали, а затем вошел дворецкий.

– Барон, к вам посетитель, только что прибывший на яхте.

– Зови его сюда. – И, когда в дверном проеме появился Кристиан Йенсен, мой человек в Копенгагене, сказал ему:

– Что вы будете пить, Кристиан?

– Скотч, если несложно, – улыбнулся тот. Я позвонил в колокольчик, приказал принести бутылку «Килмарнокского Виски Уокера»[12] и два стакана, а про себя подумал, что мне намного больше по вкусу был бы бокальчик вина. Когда дворецкий налил нам на два пальца виски и удалился, плотно прикрыв за собой дверь, я посмотрел на Йенсена.

– У меня не слишком приятные новости, барон. В ночь после того, как корабль покинул порт Копенгагена, люди, находившиеся на палубе, услышали громкий всплеск. Но в темноте, пока спустили шлюпку, пока все остальное, было потеряно слишком много времени. Вполне естественно, что в море никого уже не нашли. Зато в каюте мисс О’Халлоран обнаружили закрытый чемоданчик. На нем лежали записка и банкнота в пять гульденов. В записке были следующие строки…

Кристиан вытащил из кармана сложенную вчетверо бумажку и зачитал:

– «После того, что мой муж Джон О’Халлоран сделал, я не смогу с ним больше жить, но я не смогу жить и без него. Прошу передать ему этот чемодан, и пусть тот, кто его найдет, помолится за мою грешную душу и возьмет себе эти деньги, чтобы выпить за ее спасение. Остальные мои вещи можете продать и разделить выручку между командой. Мой муж проживает ныне в деревне Хёстеркёб к северу от Копенгагена. Молли О’Халлоран».

Когда мой человек вошел в каюту, двое матросов пытались открыть чемоданчик. Он достал свой пистолет и потребовал, чтобы они привели капитана. Капитан же впал в ярость, услышав о позорном поступке своих людей, и согласился передать чемоданчик моему человеку, который пообещал немедленно отвезти его мужу покойной. Кроме того, он вместе с капитаном осмотрел каюту – два чемодана с женской одеждой и обувью, а также разными другими мелочами, зимнее пальто, муфта, теплая шапка… А в жаровне – обгорелые остатки бумаг, судя по всему, черновиков предсмертной записки. Мой человек отвез чемоданчик сэру Теодору – жившему под именем О’Халлорана, я вам об этом писал.

Я кивнул, а он продолжил:

– Тот был просто убит горем. Лицо его почернело, а по щекам катились слезы. Получив чемоданчик, он открыл его – в нем были драгоценности, деньги и конверт, который он вскрыл и прочитал содержимое, после чего зарыдал в голос. Мой человек поспешил откланяться и вышел.

– Благодарю вас, Йенсен, – я почувствовал, что мой мир перевернулся. И это несмотря на то, что ни Филонов, ни его супруга – или невеста? – не просто не были мне родней – они даже не принадлежали к моему племени. Но как ему могло в голову прийти изменить невесте – или все-таки жене?

– Йенсен, известно ли вам что-либо о том, что они успели пожениться?

– Я уверен, что этого не произошло. Тем более что мужем и женой они назвались уже при въезде в дом. В церкви они ни разу не были, а посещал их практически лишь только тот человек, который нашел для них дом – некто Хэберле, немец из какого-то государства на юге Германии. Лишь пару раз он приезжал с приятелем. Сами же эти двое нередко ходили в местную «кро» – так именуются в Дании пивные…

– Я знаю, Йенсен.

– …но никуда из района не выезжали. Они вообще вели затворнический образ жизни. Разве что Хэберле месяц назад зашел в одну пароходную компанию и купил два билета первого класса на корабль, который первого марта делает первый рейс сезона в Нью-Йорк. Для них либо для кого-нибудь другого, мне неизвестно.

– Понятно… Йенсен, вас накормят, и вы можете заночевать здесь же, на вилле.

– Нет, барон, я лучше вернусь – у меня множество дел, не связанных с этим Фэллоном.

Я поинтересуюсь, не нашли ли утопленницу. Впрочем, труп, скорее всего, уже объели рыбы и крабы.

– Может, и так, но вы правы, Йенсен – хотелось бы расставить точки над i и перечеркнуть t[13]. И ни в коем случае не выпускайте Фэллона из виду – даже когда он отправится в Нью-Йорк.

– Я распорядился купить еще один билет на тот же рейс, только вторым классом, чтобы мой человек не мозолил Фэллону глаза. Пошлю Мадсена, он смышленый малый.

– Я очень вам признателен, Йенсен. Деньги на расходы, а также ваше вознаграждение, вам выдадут, я распоряжусь.

– Благодарю вас, барон, – и он поклонился и вышел.

Я же позвал секретаря и проинструктировал его (я