1.

Мы идем. Я выбрал направление от центра к окраине, но, в принципе, направление не важно: важно внимательно смотреть по сторонам. Прохожие с удивлением провожают глазами нашу компанию; но примерно через пару часов многоголовый простуженный монстр толпы, с деловитой усталостью стремящийся самоустраниться из жизни мира, худеет, истощается и окончательно втягивается до утра по многочисленным норам.

– Слышь, Печкин, а я у тебя никогда не спрашивал, – говорит Баламут. – А трудно это?

Похоже, он наконец начал выходить из своей идиотской роли. И чем быстрее это произойдет, тем лучше.

– Что – трудно? – спрашиваю я.

– Ну вот... искать.

Мы теперь идем вдвоем: Морган, когда мы свернули с людных улиц, оказывается то впереди, то позади нас.

– Нет, искать не трудно, – говорю я. – Ты просто идешь, идешь... и приходишь. Это вопрос даже не выносливости, а... сноровки, что ли.

– Завидно, – говорит Баламут. – Везет же кое-кому.

Я усмехаюсь.

– Искать-то не трудно. А вот послания доставлять иногда трудно, искать адресатов, разговаривать. И вообще с людьми разговаривать. Я же, понимаешь ли, не умею, как некоторые, втереться без мыла в любую тусовку. Между прочим, как ты поладил с байкерами?

– Ну, там проблем не было, – легкомысленно говорит Баламут.

– Я бы не отказался это узнать... на будущее, – я ловлю себя на ворчливых интонациях: так говорит Капитан, когда он недоволен собой. – Ну просто, а вдруг понадобится.

– Да там... ну, нашлась пара общих знакомых, – туманно отвечает Баламут.

– Понятно, – говорю я. Мне следовало самому помнить, что Рыжий способен даже с зулусами в Африке найти пару общих знакомых. – Ну, а я вот раньше аж на стенку лез иногда, от невозможности с людьми объясниться. В общем-то, и до сих пор... Недавно, да вот совсем на днях, разговариваю с одним. Сидели вместе в агентстве ждали приема, он тоже репетитор. Не помню уже, с чего началось, но у нас же там две темы: за тупость учеников и за деньги. «Вот если бы образование финансировали, то и дети бы теперь не были такими тупыми, и страна бы не разваливалась». Вру, три темы: еще за политику. «Если бы образование финансировали, – говорю, – то такие фрилансеры, как мы с тобой, шли бы работать в систему. И пришлось бы тогда нам с тобой забыть все эти разговоры за свободолюбие, и детей бы мы учили не для результата, а для галочки». – «А их, говорит, одна хня, бесполезно». Потом так пригорюнился и говорит: да, чувак, прав ты, нету выхода нигде. «Ну не знаю, – говорю. – По мне, так выхода как минимум два. Слышал какие-нибудь слухи там про рай, про ад?»

– А при чем тут рай и ад? – немедленно ощетинивается Баламут.

– Ну, вот я же и говорю, невозможно объяснить это на их языке, – примирительно отвечаю я. – «А, – говорит он. – Ты еще надеешься. Только тебя обманули, чувак. Никто оттуда еще не вернулся, чтобы рассказать, что это не брехня».

Баламут крокодильски ухмыляется.

– Вот-вот. Я его спрашиваю: а, может, ты стук колес слышишь, нет? По рельсам. «Желтая стрела», всё такое. Но этого он уже не понял. И как давай допытываться: ты в это всерьез веришь? Медитируешь по утрам и вечерам? Или группы развития личности посещаешь? Или ты фантастику пишешь? Нет, говорю, просто я на самом деле ангел.

Баламут коротко заржал.

– Вот и он так же похохотал и говорит: лучший способ быстро попасть в рай – это хороший косяк!

– Ну, а чего ж он еще сказать-то мог? – проговорил Баламут, морщась. Примерно на этом этапе у него всегда начинает болеть голова. – Косяк, это уж без базара... И что?

– Да ничего, – сказал я. – Так и разошлись. А раньше я бы в бой кинулся, начал бы его убеждать. Сказал бы: это никакой не миф, не метафора, это место совершенно настоящее, во многих смыслах оно гораздо более... конкретно, чем то, в котором ты живешь. Когда ты его видишь, сразу становится понятно, что таким должен бы быть мир людей – тот, который предназначен для того, чтобы в нем люди жили. А это – просто рекреация для заблудившихся. Матрица. Лабиринт. А если продолжать блуждать, то легко добраться... и до ненужного выхода. Вспомни, сказал бы, как сам в детстве отсюда выходил. Дети, как правило, прекрасно понимают, о чем речь. Да и взрослые всегда имеют шанс вспомнить. – Баламут кивнул, шагая вперед: он это знал лучше других. – Но ведь я и сам лет в пятнадцать чуть не забыл. А задача, на самом деле, чисто практическая. Если бы к этому не было принято относиться как к чему-то... не совсем приличному, что ли.

Баламут кивнул и, сморщившись, принялся растирать затылок.

– Голова? – спросил я.– Угу. Пока терпимо. Где там наш суперхиро, ты его видишь?

Я пожал плечами. Морган опять куда-то пропал из поля видимости, но за Моргана я не беспокоился. В принципе, я не беспокоился и за Баламута. Потому я и путешествую с этими двоими: в нужный момент они, как правило, знают, как нужно себя вести.

2.

– Эй, Печкин, – спустя еще час сипло говорит сзади Баламут.