— Мне двойную порцию, пожалуйста.

Она перестала улыбаться. Зеленые глаза превратились в льдинки.

За прегрешения всегда приходится расплачиваться. Дьявол не преминет потребовать свою долю.

Но надо же было дьяволу появиться в самую трудную минуту ее жизни!

У Чейенн на миг перехватило дыхание. Она обернулась. Дьявол стоял позади и вертел в руках розу.

А тогда, при их последней встрече, у нее был один цветок.

Каттер преподнес ей розу, не отводя от ее глаз твердого взора, в котором она прочла не любовь, нет, а такое же страстное желание, как в тот день, когда она умоляла спасти Мартина.

— Конечно. Я буду рад помочь, — пробормотал он тогда сладчайшим тоном. — Но за вознаграждение. Если ты попросишь меня поласковее.

Он расстегнул пуговицы ее блузки и коснулся груди. Она повернулась, чтобы убежать, но он схватил ее, прижал к стене своим длинным мускулистым телом, пока у Чейенн от его близости не перехватило дыхание. Лишь когда она раскрыла рот навстречу его поцелую, он рассмеялся и выпустил ее из рук.

Сейчас она ненавидела его всеми фибрами свой души. Никогда, никогда не простит она Каттеру той выходки!

— Моя дорогая невестка поранила пальчик! — замурлыкал он, заметив, что она укололась о шип, схватил ее палец и прижал к губам. — Ты красивее этой розы. Ты стала еще лучше, чем была когда-то.

Сердце Чейенн забилось с бешеной скоростью. Она сделала шаг в сторону, но он преградил ей путь.

— Зачем же так! — лениво улыбнулся Каттер. — Я ведь та собака, которая лает, но не кусает.

Если бы он был так безобиден! Никогда этот мужчина не любил ни одно человеческое существо. Женщины интересовали его лишь как объект секса. Каждого, кто становился ему поперек пути, он готов был безжалостно растоптать. Особенно своего брата.

За семь лет Каттер немного изменился — лицо его осунулось, стало тверже, — но он по-прежнему был невероятно красив. И от него исходил магнетизм мужской силы, от которого у Чейенн дух захватывало.

— Как ты сюда попал? Я ведь распорядилась, чтобы тебя не пускали.

— Ты забыла, дорогая, что я люблю приказывать женщинам, а не подчиняться им.

— Ты... ты... — Достаточно оскорбительное ругательство никак не приходило ей в голову. — Ты ублюдок! — выпалила она наконец.

— Вот уж нет, дорогая! — И его широкая разбойничья улыбка стала еще шире, напоминая, как показалось Чейенн, о ее собственном сомнительном происхождении.

Пока он заказывал напитки, в памяти Чейенн ожили картины ее проклятого детства.

...Ее первый день в школе. Дети набросились на нее с криками «Мексиканка! Мексиканка!» — в таком застиранном тряпье явилась она на занятия. Правда, у них получалось что-то вроде «мексин».

— Ее мать — колдунья, — подзадорила их Шэнтэл.

Вся в слезах, Чейенн опустила голову, уперев взгляд в сухую растрескавшуюся землю, покрытую тонкой розовой пылью, вмиг облепившей ее коричневые туфли. Она и не заметила, как высокий черноволосый мальчик растолкал соучеников и приблизился к ней. Это был Джек Вест, ставший ее первым товарищем и другом, а впоследствии и первой ее любовью.

— Оставьте ее! — велел он.

— Пошел вон! — завопила Шэнтэл.

Джеку, полукровке, в жилах которого текла мексиканская кровь и происхождение которого было еще более сомнительным, чем у Чейенн, трудно было отстаивать свое место в Уэст-Вилле. Он с силой потянул Шэнтэл за рыжие косы.

— Молчи, дрянь! Ты просто злишься, потому что она твоя сестра.

— Она вовсе не сестра мне! Я ее ненавижу! И тебя тоже! Ты, как и она, испанский выродок!

— Неправда! Она похожа на твоего отца. Да и на тебя, как две капли воды! Потому ты ее и ненавидишь...

Бармен принес заказанные напитки, и Каттер сунул хрустальный стакан с виски в дрожащую руку Чейенн.

— Твое здоровье, Чейенн! Ты прошла длинный путь после Уэст-Вилла и нашей встречи на моем острове! Но сегодня твой самый блистательный прием! Он мне нравится даже больше, чем твоя свадьба, хотя я еще не успел тебя поцеловать. Помнишь?

Как же, как же, еще бы не помнить! Тогда от его яростного поцелуя сердце ее едва не разорвалось, от радости и надежды она потеряла сознание, а придя в себя, обнаружила, что Каттера рядом нет, а Мартин спрашивает, нет, требует, не желает ли она уйти вместе с ним. Что ей оставалось делать?

— Тебе не следовало являться сюда, — сказала она твердо.

— Я волновался за тебя. И пришел предложить свои услуги.

— Как бы не так! Ты пришел насладиться моим позором. Кстати, где ты взял билет?

— Шэнтэл достала.

— Могла бы и сама догадаться, — усмехнулась Чейенн. — Она всегда старается подложить мне свинью, как ты — Мартину.

— Ты в самом деле так думаешь? — нахмурился Каттер.

— Чего ты, собственно, хочешь?

— Многого. Но прежде всего — твое тело и твою душу. И еще я хочу сына. Готов заплатить любую цену.

Заплатить? Это слово резануло ее слух. Она не сомневалась, что он искренне хочет Джереми. Но ее?..

— Я прошу тебя, Чейенн, выйти за меня замуж, — тихо произнес он.

— Я не вынесу еще одного замужества без любви.

— Давай попробуем!

— Нет! Ты отказался помочь мне и Мартину, когда...

— Я недооценил, в каком трудном положении оказался Мартин. К тому же был страшно зол на тебя. Согласен, в тот день я вел себя гадко... Извини.

— Мартина не стало, а ты извиняешься! Насколько я себе представляю, это ты убил его!

Кровь отхлынула от щек Каттера, лицо его покрылось восковой бледностью. Он схватил ее руку.

— Ты, такая нежная и сексуальная, пришла тогда просить за Мартина. И я не сдержался. Но я не убивал. И на ночь убийства у меня есть алиби. А у тебя?

— Женщина, которая скажет, что провела с тобой ту ночь, будет утверждать все что угодно, лишь бы ты был доволен.

— Да, во всяком случае, большинство женщин, с которыми я встречался. Но ты — исключение. Ты — мать моего сына. И все же, поверь, Мартина я не убивал!

Джереми — вот главная причина! Сначала она была не ровня Лордам, поэтому Каттер соблазнил ее, чтобы разлучить с Мартином. А сейчас ему нужен только Джереми.

— Да, я не веду монашеский образ жизни, — продолжал он. — А как могло быть иначе, если ты вышла замуж?

— Ты сам был виноват в том, что я пошла за Мартина... — Она прервала себя на полуслове.

Он с напряжением вгляделся в нее.

— Продолжай!

Она молчала.

— Да, я чувствовал себя очень одиноким, — произнес он наконец. — Я же мужчина, черт возьми! Но если ты примешь мое предложение, поверь, я не стану осложнять нашу жизнь встречами с другими женщинами. Даю тебе слово. И что бы тебе ни говорила Шэнтэл, поверь, между нами ничего не было. Я лишь дважды пригласил ее на обед. Чтобы расспросить о Мартине и о тебе. Мне хотелось знать о твоей жизни до замужества.