- Дайте догадаюсь, - я перебил собеседника. - Найти и убить мага, наложившего печать?

Глава 3. Начало решения.

Аллергия, которая не аллергия, оказалась штукой серьезной. Неизвестный (но предполагаемый) врач-волшебник наложил на меня заклятие такой силы, что, будь оно о каком-нибудь смертельном заболевании, моя мученическая кончина была бы делом пары часов.

Ирония, промелькнувшая в глазах доктора при словах о диете, в которой он точно уверен, била насквозь и наотмашь: пришедшее на элофон часом позже сообщение содержало диету, которой придерживаются собаки породы хаски и других пород пять-один (аборигенные-ездовые), вернее, их разумные хозяева.

Оказалось категорически нельзя кукурузу, зерновые (кроме бурого риса), птицу и птичий жир, рекомендвалась рыба, относительно годилась в пищу ягнятина (по горькой иронии Мойр, собачий корм с ягнятиной пакуется в такого же цвета пакеты, как и сырое мясо барана) и совсем немного — говядина. Неприятие алкоголя и интересные вкусовые ощущения добрый заклинатель добавил, видимо, уже от себя.

Лет десять назад такие сложные пищевые требования меня бы, натурально, подкосили, и в плане даже не качества жизни, а вполне себе ее уровня. Ревущие двадцатые в старушке-Европе ознаменовались жутким кризисом перепроизводства и массовым сдуванием финансовых пузырей, причем что кризис, что сдувание происходили за океаном, а цены на продукты росли, почему-то, у нас на островах и на материке. Исключить из рациона дешевую курицу и питаться дорогой рыбой — тогда я такое бы попросту не потянул, и хорошо, что кризисы давно закончились, а еще — что у меня довольно высокое жалование. Я бы сказал, неоправданно высокое.

Так вышло, что я занимаю почетную и хлебную (прямо сейчас — рыбную) должность профессора в Ватерфордском Государственном Университете, и профессора не в смысле «того, кто преподает студентам», а самого, со всех сторон, настоящего, доктора философии, заведующего кафедрой.

Был, кстати, понедельник: проклятие проклятием, но работать, согласно трудового контракта, было нужно и положено. Работа же профессора заключается, в основном, в том, чтобы учить студентов: вдруг из кого-то из них получится не очередной менеджер по продажам, зачем-то потративший четыре года на университетский бакалавриат, а настоящий специалист, настоящий и полезный.

Сегодня не было лекций и семинаров, но были дипломники: двое юношей с горящими глазами, а также — я и близко не обольщался на счет преподаваемой специальности — причина горения глаз, томления душ и тремора конечностей, то есть, увлеченная наукой симпатичная девушка.

Я налил себе чаю — для целей чаепития у меня на кафедре, конечно, имелась специальная чашка, широкая и неглубокая, формой напоминающая миску, а размерами, скорее, тазик. Неожиданно вспомнилось, как будет эта самая чашка по-немецки — ди Тассе. Слово напоминало советское, случайно выученное, «tasique», и это был как раз тот случай, когда созвучие означает еще и созначение.

Ди Тазик занял свое место на моем столе — похожем на низенькую кафедру, специально установленном в кафедральном зале, среди бумажных стен наглядных пособий и прошлогодних дипломных работ. Я, соответственно, уселся на свой любимый, нарочно заклятый хулиганским заклятием от чужих афедронов, табурет, и приготовился слушать — заодно и обжигающе-горячий чай должен был остыть до температуры, приемлемой для лакания.

Студенты стояли напротив, смотрели на меня внимательно и мялись нерешительно.

Я невольно вспомнил себя в их, или почти их, возрасте.

Так вышло, что в зале столовой, занятой приемной комиссией, абитуриентов было не много, а очень много: в университете Рейкъявика в тот год был чудовищный конкурс, почти тридцать человек на место.

Это вошла в нужный возраст та самая поросль, что была засеяна и взошла одновременно со мной: детям одна тысяча девятьсот восемьдесят первого массово исполнялось семнадцать, они заканчивали школу и норовили продолжить учебу в колледже или прямо университете.

Второе было, конечно, престижнее и перспективнее в смысле профессии, но очень дорого, и родители старались пристроить отпрыска на стипендиальный счет: получалось не у всех.

Мне повезло: отец мой, Амлет Улафссон Рыжий, и думать не думал о том, чтобы интересоваться мнением старшего сына по поводу того, чем тому зарабатывать на хлеб. Он, со свойственной северным хуторянам практичностью, просто ткнул указательным когтем в специальность, на которую было меньше всего желающих, и не прогадал: проходного балла хватило с запасом, а ближайшие конкуренты неожиданно отстали от абитуриента Амлетссона почти на тридцать пунктов из возможных ста. Именно так я и стал студентом, а позже и специалистом в области магии низких температур и их производного, то есть, разнообразному льду: гляциологом.

Через пять лет (я, как раз, успел закончить вторую ступень, и получить магистерскую шапочку), в том же помещении приемной комиссии будущих гляциологов не было вовсе: государство решило, что специалистов по льду и льдам выпустили достаточно, и закрыло финансирование специальности. Оставшиеся студенты — из тех, что не желали терять государственную стипендию — перевелись на смежные кафедры факультета физической магии.

Соответственно, я стал специалистом не просто дипломированным, но и страшно редким, а значит — востребованным, что, впрочем, проявилось не сразу.

Много позже папино решение, моя отличная учеба и редкость специальности привели к переезду в края недалекие, но значительно более теплые: Исландия и Ирландия — соседи, но на второй, в отличие от первой, совсем не бывает снега и температура зимой редко опускается ниже десяти градусов по Цельсию. Меня же не занесло, но пригласили преподавать, в университет самого южного из крупных городов Эрина, чем я и занимался по сию пору, медленно спиваясь и активно выступая в кабацких драках по пятницам.

…- таким образом, результат работы можно сразу же предложить властям Исландии, Канады или Советской России. - дипломница уже заканчивала вступительную речь. Основную ее часть я, задумавшись о прошлом, пропустил — не забывая автоматически кивать в нужных местах.

- Давайте разберем последний тезис детальнее. - надо было сделать вид, что мне не все равно, и я действительно верю в то, что выпускники собираются работать по специальности. - Почему Вы назвали эти три страны? Положим, Канадский Нунавут — да, Krajnii Sever — я специально произнес название территории по-советски, чтобы было понятно, о каком именно севере идет речь — тоже да, обе территории — зоны сплошной вечной мерзлоты. В Исландии таковой нет, или почти нет, экономическая целесообразность применения методики вызывает сомнения.

- Профессор, но Исландия выбрана потому, что она тут, близко! Если Университет примет решение, натурные эксперименты на ледниках обойдутся намного дешевле, чем в Северной Америке! - еще девушка, конечно, имела в виду, но не сказала «а еще потому,