ярко-изумрудного на темный, штормовой. Мы стоим и смотрим друг на друга, ее грудь поднимается и опускается так же быстро, как и мой пульс.

— А-а-а-а-а! — этот сладкий, как мед, голос быстро сменяется на сумасшедший. Ее прекрасные черты лица искажаются чем-то злым и манящим. Я не могу отвести от нее глаз.

Ее маленькая фигурка несется на меня на полной скорости. Она врезается в мой торс, как полузащитник, и мне приходится поймать ее за плечи, чтобы она не отскочила от меня и не ударилась о землю. Я удерживаю ее в вертикальном положении, пока ее крошечные кулачки продолжают бить мою грудь.

Она наносит удар за ударом и при этом орет как Банши1: — Сорен, если бы могла, я бы убила тебя прямо сейчас!

Я вижу ее красивые глаза и лицо, которое искажается от страданий. Джин не склонна к насилию, скорее наоборот. Что на нее нашло?

— Это не ты, Джин, — мой голос звучит мягче, чем я когда-либо его слышал.

— Ты опозорил меня, Сорен. Тот человек, которого ты оскорбил, — мой босс! — кричит она, не переставая бить кулаками. Ее дыхание затруднено, волосы выбились из хвоста, а на лбу выступили капельки пота.

— В поддержанном костюме?

Она прекращает свою атаку.

— Почему ты такой мудак? Я пыталась произвести хорошее впечатление.

Ззасовываю руки в карманы и пожимаю плечами: — Я найду тебе работу получше. Проблема решена, — она делает шаг назад и швыряет в меня свою сумочку.

— Ты не понимаешь. Я хочу эту работу!

В ее сумочке будто кирпич. Я не подготовился к удару и, вздрогнув, вынужден сделать шаг назад.

Неужели я перешел черту? Мое сердце неприятно сжимается. Нет. Она сестра Джуда, и я защищал ее. Этот парень мудак.

Она судорожно выхватывает свою сумочку. Черт, она снова собирается ударить меня. Я напрягаю мышцы, чтобы не дрогнуть на этот раз. Не понимая, когда все пошло не так.

— Послушай, Джин, босс никогда бы не повел тебя в такое романтическое место, если бы не был мудаком. Это жизненный факт. На каждом столике стояли свечи, этот ресторан газеты назвали лучшим местом для предложений в городе, — странно помнить об этом, подумал я.

— Да, я никому не нужна. Я понимаю, — она фыркает, выглядя побежденной.

— Я этого не говорил. Я только сказал, что твой босс хочет тебя трахнуть.

Она роется в сумочке, и я чувствую себя виноватым из-за того, что именно мне приходится сообщать ей об этом. Я не пытаюсь быть мудаком.

Снова поднимаю на нее глаза, и холодная струя жидкости жалит мне лицо как ублюдку.

— Черт возьми, Джин! — мои глаза горят, будто они в глубинах ада. Я падаю на колени, вытирая лицо руками и рубашкой. Каждый нерв горит.

— Что, черт возьми, ты сделала?! — я бью кулаком по асфальту. Боль рикошетом проносится по руке, и от резкого удара у меня перехватывает дыхание. Глаза и руку жжет от уколов, похожих на иглы.

— Это называется «Медвежий спрей».

Я гордый человек, но не настолько, чтобы отрицать, что мои глаза слезятся как у маленькой девочки. Жидкость покрывает мою спину еще до того, как попадает на лицо. Мои веки плотно сжимаются, но она все равно проникает в глазницы.

Я сильно бью ладонью, пытаясь остановить боль.

Я хочу умереть.

Буквально.

— Почему? — кричу я.

— Ты испортил мой день. Будет справедливо, если я испорчу и твой.

Жидкость, наконец, перестает заливать мне глаза, я встаю, и зрение затуманивается. Садовый шланг лежит на земле передо мной. Я с трудом открываю глаза, чтобы что-нибудь разглядеть. Она визжит, когда я подкрадываюсь к ней, ее голос помогает мне подойти ближе.

Ей это с рук не сойдет.

Я бегу на голос Джиневры. Ее тихий чертов визг — визг женщины, которая хочет, чтобы за ней охотились.

— Советую обратиться к врачу, — входная дверь захлопывается, сотрясая деревянное крыльцо, когда я ступаю на первую ступеньку.

Я наклоняюсь вперед и изо всех сил прижимаю ладони к глазам, но это не помогает избавиться от жжения. Топаю ногой и отрываю одну руку от века, чтобы постучать в дверь.

— Черт! — кричу я от нестерпимой боли. Кажется, я сломал руку. От давления на нее в запястье появляется еще одна болезненная пульсация. Я поднимаю левую руку и бью по двери изо всех сил.

— Я не могу вести машину в таком состоянии, Джин.

— Не моя проблема! — кричит она, и дверь снова хлопает. Ее голос вновь спокоен и сладок.

— Ты можешь… — я стискиваю зубы, пытаясь говорить вежливо, — пожалуйста, отвезти меня домой.

— В сахаре больше соли, — ее голос раздается из-за двери.

Я втягиваю воздух, задерживая его в легких, ожидая ответа.

— Я прошу тебя очень вежливо, — моя челюсть болит от попытки говорить дружелюбно.

— Извинись, — требует она.

— С чего бы мне это делать? — я сильно зажмуриваюсь, но это не помогает. Черт возьми!

— Иди домой, Сорен, — моя правая рука касается двери, и я вздрагиваю.

— Я, блядь, ничего не вижу. Меня собьет машина.

— Не вижу проблем.

— Джиневра. Пожалуйста. Помоги. Мне, — слова даются с трудом, и я делаю еще один вдох. Дышать сейчас чертовски тяжело.

Я втягиваю воздух, задерживая его в легких как можно дольше.

— Извинись, Сорен.

Я топаю ногой из-за боли в глазах и руке.

— Мне жаль, — рычу я сквозь стиснутые зубы.

— Видишь? Это было не так уж сложно, — ее голос наполнен солнечным светом и гребаной радугой. — Так, где твои ключи?

Роюсь в кармане, доставая ключи. Я даже не вижу ее, чтобы отдать их.

— Ты выглядишь потерянным, малыш, — воркует она, провожая меня к машине. Я делаю глубокий вдох и сжимаю челюсти, чтобы сдержаться. Мне просто нужно попасть домой, а потом я смогу все исправить.

Ее сладкий цветочный аромат витает вокруг меня, и я понимаю, что она рядом. Одна ее мягкая рука берет мою, а другая ложится за спину, пока она ведет меня.

— Лучше бы ты не позволила мне во что-то вляпаться, — ворчу я.

— Пригнись, — она заводит мою голову в машину. Я наполовину ожидаю, что она вдавит ее в металлическую раму. — Хороший мальчик.

Ее голос звучит так, словно она разговаривает с домашним питомцем.

— Я не собака, — слышу, как она садится с водительской стороны. — Ты хоть умеешь водить машину?

— Есть только один способ выяснить, — она смеется.

Я открываю рот, чтобы ответить, но чувствую два пальца на своих губах: — Ш-ш-ш. Мне звонят.

Не может быть, чтобы она просто заткнула мне рот, но