Сажусь на ступени у почтамта и снова рассматриваю карту путеводителя. Поблизости есть два района, улочки которых образуют плотные сети, сущие лабиринты. Пойду туда и, как только выйду на улицу пошире, сразу поверну назад. Захлопываю путеводитель. План придал мне свежих сил и решимости. Сбегаю по ступеням и с проворством, будто век тут прожил, пересекаю улицу, попав прямо к кафе, мимо которого проходил раньше. Теперь оно работает вовсю, хотя занята всего половина столиков. Сажусь за свободный и заказываю официанту два кофе эспрессо (начисто забыл, как по-итальянски «двойной»). Мне нужно сосредоточиться: дел полно, а времени в обрез. Появилось странное чувство, будто я наконец дышу в унисон с этим городом. Стоит только захотеть, малость пошевелиться, и Неаполь откроется передо мной. Каким-то странным образом он побуждал меня к этому с самого первого дня моего приезда: с той минуты, как я рухнул в такси Массимо, я перестал быть заурядным туристом, но взамен мне дарован шанс испытать и прочувствовать совершенно иное. Начинаю жалеть, что скоро надо улетать домой.

И вот пока я занят этими размышлениями, мимо проходит девушка. Кажется, я ее знаю. Скорее всего я ошибся: отдаленные воспоминания о девушке, которую когда-то, как мне казалось, я любил, сами собою ушли, умчались из глубин памяти, на смену им явились впечатления от незнакомой красавицы, приближавшейся ко мне. Нет, не может быть, это не она, убеждал я себя. Но, не сумев сдержаться, окликнул ее по имени.

Оборачивается. Смотрит на меня. Выражение ее лица, вначале недоуменное, а потом донельзя удивленное, должно быть, зеркально отражает мое. Луиза Райт, девушка, да нет, женщина, которую я не видел десять лет. Она подходит к моему столу, широко раскрыв глаза от изумления. Я встаю и удивленно развожу руками.

— Джим? Быть не может! Ничего себе… — тоненько вскрикивает Луиза дрожащим голосом: от быстрой ходьбы у нее перехватывает дыхание.

— Вот уж точно: ничего себе, — вторю я ей.

Надо сказать, что удивлен я не столько неожиданной встречей в Неаполе спустя десять лет, сколько тем, что за эти годы красота Луизы ничуть не увяла и она по-прежнему непогрешимо прекрасна, как и в день нашего знакомства — день ее семнадцатилетия.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, еще слегка задыхаясь.

— Отпуск, — говорю. — А ты?

Вопрос, похоже, ее удивляет.

— Я? Я здесь живу, — отвечает она и рассеянно сбрасывает с плеча на тротуар большую кожаную коричневую сумку.

— Ты здесь живешь…

Мы садимся за столик, и официант приносит (на удивление вовремя!) два заказанных мной эспрессо, ставит по чашечке перед каждым из нас. Не спрашивая, каким чудом появился кофе, Луиза бросает в чашечку кубик сахара и быстро размешивает его.

— Поразительно! — говорит она. — Я только на днях вспоминала тебя. Ты здесь давно?

Я поведал ей о превратностях своего путешествия.

— У, бедненький. А где живешь?

— Сам точно сказать не могу. В аэропорту я рухнул в первое попавшееся такси, вырубился и был доставлен в один дом, тут совсем рядом. Когда привезли, я был почти без сознания. Это не гостиница. Думаю, просто квартира.

— Где?

— Прямо здесь, по соседству, — указываю я себе за спину.

— Я обожаю эти места, — заявляет Луиза, держа чашечку на весу. — Я только что вышла из университета. Тут идти ближе. Постигаю итальянскую историю. Жутко противно. Имен тьма — всех не упомнишь. Сколько на самом деле было Медичи? Понимаешь, я помню только плохих, ну и Лоренцо Великолепного, конечно. Здесь завлекаловка… — она вдруг меняет тему, — представляешь, принимают только устные экзамены! Ничего писать не приходится. Ни единой курсовой. Потрясающе, правда? Для меня еще не все потеряно. Помнишь, какой я когда-то была? — Луиза улыбается лучезарной искренней улыбкой.

Я смеюсь. Очень хорошо помню, что по-настоящему ее привлекали лишь вечеринки да шмотки, дружки с подружками да сплетни, однако она была настолько естественна в собственной сексуальной привлекательности, что банальность в Луизе как-то не приживалась.

Следует тягостное молчание. Наверное, ее неожиданное обращение к прошлому впервые напомнило Луизе о нашей краткой, закончившейся довольно досадно связи. Не глядя, лезет она в сумочку, достает пачку сигарет, открывает ее и кончиком пальца пересчитывает, сколько штук осталось. Потом словно подсчитывает что-то, решая, можно ей закурить или нет. Очевидно, можно. Луиза прикуривает с ловкостью завзятого курильщика.

— Ну, и что ты думаешь о Неаполе? — спрашивает она, снова воодушевляясь. Ее небесно-голубые глаза ярко сверкают: все воспоминания о наших отношениях отодвинулись на задний план.

— Что я могу сказать? Я и видел-то чуть-чуть.

— Джим Вулф не находит слов. Здорово, должно быть, на тебя подействовало.

Правда сущая: десять лет назад я был разговорчивее. Когда она со мной познакомилась, мной управлял идеализм, меня снедала потребность в чем-то необычном и необычайном. Только тогда мне было двадцать пять. С тех пор мне часто крупно не везло. Теперь я, пожалуй, являюсь тенью самого себя: мои пациенты выкачали из меня жизненные соки с той же истовостью, с какой собственные пагубные пристрастия опустошали их самих.

— Ну давай, — требует Луиза, — признавайся, что город ты обожаешь.

— Я собираюсь потратить остаток дня на изучение этой его части. — Большим пальцем я указываю на улочки у меня за спиной.

— Дельная мысль. Крупнейший в мире живой музей. Впрочем, по-моему, вообще называть это музеем немного оскорбительно.

Ее локти покоятся на столе, руки сведены вместе, в руке дымится сигарета. Луиза выглядит замечательно по-европейски: спокойная, безразличная, влекущая. И все же стройная фигура, бледная кожа и тонкие черты лица разительно отличают ее от всех увиденных мною сегодня молодых неаполитанок: все как одна миниатюрные, смуглые и сладострастные.

— А что бы ты посоветовала посмотреть?

Луиза задумывается, рассеянно, очаровательно хмуря бровки и потирая подбородок.

— Тебе стоит пройтись по Спаччанаполи… — говорит Луиза и сама же переводит: — по «меже Неаполя». Она прорезает весь город. Идет параллельно этой улице. Вон там.

— Это безопасно?

— Не верь всему, что тебе наговорили про Неаполь! — смеется она. — Дели все на десять.

Минуту-другую мы молчим, вежливо, хотя и неловко, улыбаемся друг другу. Потом Луиза спрашивает, когда я уезжаю.

— Завтра в четыре тридцать. В понедельник выхожу на новую работу…

— У, вот стыд-то… Я собиралась предложить тебе встретиться в понедельник. — В глазах Луизы отразилось замешательство. — Завтра я не могу…

— Слушай… не беспокойся… — говорю я немного огорченно. За несколько минут молчания я успел нафантазировать, как нам на короткое время вернуться в прошлое. Отпускной роман на одну ночь. Когда это произошло впервые, стояла снежная зима, но и на здешней полуденной жаре я весь охвачен пылкой страстью к Луизе. Рисую в воображении, как она раздевается у меня в пустой комнате — окна настежь, ставни закрыты, — пока я стаскиваю продавленный матрац с кровати на середину комнаты. Ладонями ощущаю наготу ее тела, когда Луиза стоит возле меня разгоряченная и влажная, готовая преклонить колени, готовая змеей скользнуть под меня, вскинуть руки над головой и вытянуться, похотливо прогнувшись. Я помню, как десять лет назад она раздевалась в моей холодной квартире под пуховым одеялом.