– Фотографии прекрасные, но недостаточно напряжения между изображением и слоганом. Такое впечатление, что они из одного источника.

– И что в этом плохого?

– Марсель Дюшан повесил в художественной галерее писсуар и назвал «Фонтан». Смог бы он добиться того же эффекта, если бы на табличке значилось «Писсуар»?

Ральф улыбнулся:

– Продолжайте.

Нет уж, подумал я, больше «на халяву» вы от меня ничего не получите.

– Это все. – Я вспомнил себя на месте Эдит, как в начале карьеры, выставляя свои творения напоказ, с ужасом ждал разноса. И теперь демонстративно повернулся к ней: – Хорошая работа.

Эдит благодарно кивнула, но как-то неубедительно – чувствовалось, что она упала духом. Ральф захотел поговорить со мной наедине. Тристан поднялся с неохотой, удивился, что его попросили уйти, но они с Эдит все-таки оставили нас одних. Ральф дождался, когда за ними закроется дверь, и начал:

– Вы правы, даже если им кажется, что это не так. – Он откинулся на спинку стула и улыбнулся. – Марсель Дюшан… Мне понравилось. Жаль, что это сказал не я.

– Ничего, вы еще это скажете.

Он рассмеялся:

– Почему мы с вами до сих пор вместе не работали?

– Я был вам не по карману.

Ральф расхохотался.

– А почему вы думаете, что сейчас вы мне по карману?

– Заметил во дворе «Бентли» с персонифицированным номером.

Странно, обычно я так не разговаривал. Это было в манере Толстого Трева, а я стоял при нем и застенчиво хлопал глазами. Я не знал, как долго мне удастся изображать Трева, но, к счастью, делать этого не пришлось. Ральф шлепнул ладонями по столу и объявил:

– Предложение таково: восемьдесят тысяч базовая зарплата плюс премии. Медицинская страховка и корпоративная пенсионная программа, хотя вот с ней я бы лично не связывался. Мерзавцы из Сити найдут способ, как обмануть вас, когда вы уйдете с работы.

Я был потрясен – совершенно не разобрался в ситуации. Предложение оказалось щедрым, мне случалось принимать гораздо более скромные.

– Будете работать с Эдит, ставить ее на ноги, дрессировать. Она новичок, молоко на губах не обсохло, но быстрая, как гончая. Чтобы себя показать, ей нужен рядом человек с опытом. Как считаете – справитесь натаскать ее для больших дел?

Предложение было заманчивым. Оставался единственный вопрос:

– Какова ваша политика в отношении домашних животных на работе?

– Можете быть спокойны. Сюда животных не приводят.

– Дело в том, что у меня есть собака, и я не могу оставлять ее дома.

У Ральфа была привычка проводить пальцами по волосам, словно проверяя, на месте ли они, что удивительно для человека его возраста.

– Это ваше условие?

Я виновато пожал плечами.

– Простите.

– Какая собака?

– Трудно сказать.

– Большая, маленькая, средняя?

– Маленькая.

– Приучена к горшку? Не загадит мне весь офис?

– Нет.

Ральф из-за стола встал и протянул мне руку:

– Тристан меня убьет, ну да черт с ним.

Забавнейшая история – одна из самых смешных в моей жизни. Полли тогда была рядом со мной. Плечом к плечу, и наши лыжи зарывались в снег перпендикулярно убегающему вниз леденящему кровь склону. Он назывался Тортен – спуск под уклон в сорок пять градусов в долину Верьбье. Мы не собирались скатываться по нему на лыжах, но опоздали на последний фуникулер и никак иначе не могли добраться до Ненды, где снимали квартиру. С вершины лыжня ныряла так круто, что замирало сердце. Сколько ни ждешь, что она наконец выровняется, лишь видишь, как растут покрытые снегом поджидающие тебя у подножия бугры размером с «Фольксваген-Жук». Только это был не снег, а лед. Снег там не выпадал уже несколько недель.

Клара каталась на лыжах намного лучше любого из нашей компашки. Я же лыжник никакой. Всегда был таким. Лишь чуть отставала от сестры Полли, а ее парень, огромный, неповоротливый, высоченный южноафриканец, которого звали Джанни, оказался почти таким же плохим лыжником, как я. Еще одна пара – Мартен и Миранда – являлись опытными спортсменами. Но это не имело значения, Тортен нас всех уравнял. Мы перевалили через край спуска и, шлепнувшись один за другим, кружась, заскользили во все стороны по льду. С трудом заняв исходную позицию, встали и уставились вниз на лыжню. Не помню, чтобы когда-нибудь в жизни я так боялся.

Первой тронулась Клара, виляя, объезжала чудовищные бугры, Мартен и Миранда пытались не отставать и следовать за ней по пятам. А Полли притормаживала, очень мило беспокоясь за Джанни и меня. Но Джанни был не тем человеком, которого можно заподозрить, что ему нравится, когда о нем мило беспокоятся женщины. Огромный бур из охотников-кочевников, он все сильнее раздражался и просто закипел, глядя, как я решительно сражаюсь со склоном. Сославшись на то, что у него сводит икры, приземлился на задницу и, велев нам ехать дальше, сказал, что догонит.

Спустившись немного с горы, Полли остановилась передо мной.

– Думаю, надо его подождать.

Сгущались сумерки, и Джанни теперь казался темным пятном на склоне. Полли помахала рукой, бур не ответил. Опираясь на палки, заставил себя подняться и заорал нам со своим тяжелым южноафриканским акцентом:

– Дух непобедим, без страха в атаку, грудью вперед и не теряй веры!

Секундой позже он пронесся мимо нас, на невероятной скорости взмыл в воздух, но летел вниз головой и задом наперед. И прежде чем врезаться лбом в бугор, еще успел выругаться:

– Черт!

Позднее мы сумели убедить его посмеяться над происшествием, а теперь смеялись с Полли в ресторане.

– Боже, бедный Джанни, – хохотала она. – Я думаю, его эго сильно пострадало.

Мы оба находились в хорошем настроении. После месяца в глухомани Полли с радостью окунулась в гостеприимное кипение городской жизни. Мы успели отпраздновать мою новую работу и еще у меня дома уговорили бутылку шампанского. Остальное я надеялся прикончить позднее. Полли приняла предложение переночевать в моей квартире, и теперь ее рюкзачок валялся у меня на кровати. То есть у нее на кровати. Я же переселялся на диван и недвусмысленно заявил об этом. Догго придется подыскать другое место для ночлега, например, идиотски дорогую собачью корзину, какую ему купила Клара и на которую с тех пор, как она исчезла, он ни разу не посмотрел.

В разговоре неизбежно всплыла Клара, хотя не раньше, чем мы покончили с едой. Интуиция подсказывала Полли, что ее сестра на Бали. Я понимал почему. Бали всегда завораживал Клару. До того как уверовать в ангелов, она приобщалась к буддизму, а остров Бали сплошь застроен буддистскими храмами. Интересно, как в подобном месте чувствует себя ее ангел-хранитель? Прижился ли там Камаэль или пребывает в дурном расположении духа? И вообще, есть ли место ангелам в буддизме? Я отметил, что надо будет изучить данный вопрос в Интернете.