Резонно!

В конце лета 1936 года мы с матерью и младшим братом вернулись в Москву к началу нового учебного года, отец продолжал работать в Швеции и в Москву возвратился в июле 1937 года. Я продолжал учиться в своей 275-й школе: требовалось очень много труда и времени, так как учебные программы советской и шведской школ не совпадали, многое, по существу, приходилось учить заново.

У меня сохранилась тетрадка со стихотворением, которое написала к моему 50-летию Катя Садовникова, сидевшая со мной за одной партой в старших классах. С улыбкой перечитываю эти строки:

Наша школа отличалась высоким уровнем преподавания. Учителя у нас были в основном интеллигенты старой выучки, эрудиты, относившиеся к каждому из нас с большим вниманием, хотя классы были многочисленными, до сорока учеников. Сколько лет прошло, а я помню своих учителей по имени и отчеству… Очень любил я уроки литературы Андрея Николаевича Воскобойникова, который рассказывал нам о своих встречах и велосипедных прогулках со Львом Толстым. Наш классный руководитель Зинаида Алексеевна Ступина вела немецкий язык. Очень строгой и, как нам тогда казалось, зловредной была математичка Софья Антоновна Скобланович. Большим чувством юмора отличался историк Борис Ильич Рыскин. На его уроках меня увлекали описания войн, восстания Спартака, Куликовской битвы, преобразований Петра I.

У многих из нашего класса родители работали неподалеку, на Лубянке… Почти половина моих одноклассников погибла в годы Великой Отечественной войны.

В Москве мы с братом стали замечать, что дома родители чувствуют себя более напряженно и настороженно, чем за рубежом. Наступил 1937 год. Вечерами мать очень беспокоилась, если отец задерживался на работе дольше обычного. После ужина родители говорили между собой почти шепотом и нас с братом в свои разговоры не посвящали. Но мы, общаясь в школе со своими одноклассниками, кое-что уже понимали. Однако мысль о том, что беда может коснуться и честного человека, нам с братом в голову не приходила. Когда внизу хлопала массивная дверь подъезда, отец и мать всякий раз прислушивались и с опаской смотрели на входную дверь квартиры. Особенно переживала мать. Это было понятно и объяснимо — ведь родители так много работали за рубежом. К счастью, страшный 1937 год обошел нашу семью стороной…

Шли последние предвоенные годы. С особой любовью и заботой советские люди создавали свой Красный Воздушный флот. Комсомол активно шефствовал над Военно-воздушными силами и призывал подготовить для страны 150 тысяч летчиков. Наша страна становилась великой авиационной державой. Весь мир поразила героическая эпопея спасения челюскинцев, когда все 104 человека экспедиции, оказавшиеся на льдине после гибели парохода, в сложнейших условиях Севера были благополучно вывезены на материк нашими летчиками. Они первыми получили высшее в нашей стране звание Героя Советского Союза. С восторгом мир приветствовал небывалые рекорды дальних полетов по ранее неизведанным трассам экипажей Чкалова, Громова, Коккинаки, Гризодубовой.

Созданные нашими конструкторами тогда лучшие в мире боевые самолеты И-15, И-16, СБ успешно применялись в боях в Испании, Китае, на реке Халхин-Гол. Помню, с какой гордостью за наших боевых летчиков мы, проходя на демонстрациях по Красной площади, приветствовали их, стоящих на мавзолее в парадной форме. Для нас, тогда школьников 8–9-х классов, это были люди из легенды, фамилии многих из них мы уже хорошо знали: Серов, Рычагов, Грицевец, Кравченко, Смушкевич… В отличие от нашего времени — последних лет уходящего XX века — «Комсомольская правда» тогда проводила большую героико-патриотическую работу, призывала молодежь к службе в Красной Армии и Военно-воздушных силах. Сотрудники газеты сами летали на самолетах и прыгали с парашютом. Летное мастерство, личное мужество и высокий авторитет Чкалова, Громова, наших боевых летчиков были примером, на котором воспитывалось поколение советских летчиков — будущих участников Великой Отечественной войны.

В музее разведки перед стендом, рассказывающим о работе А.М. Баевскоrо

Но не только бурное развитие нашей авиации и становление нашего государства как великой промышленной державы характерно для той эпохи. Для многих в стране этот период оказался трагичным, на его суровом, порой даже мрачном фоне разворачивались все последующие события… Сейчас надо сказать и об этом, чтобы лучше почувствовать ту атмосферу, которая предшествовала Великой Отечественной войне, особенно ее начальному этапу. В стране происходило нечто непонятное, необъяснимое, подчас вызывавшее недоумение… Эти годы, особенно с 1937-го по 1941-й, оказались роковыми для многих тысяч военнослужащих. Репрессии в их отношении явились лишь частью массовых репрессий. Сфабрикованные дела и судебные процессы над видными советскими полководцами Тухачевским, Якиром, Блюхером, Егоровым, Уборевичем, Алкснисом и другими, обвиненными в принадлежности к заговору в РККА (сегодня известно, что никакого прямого военно-фашистского заговора в Красной Армии, направленного против Советской власти, не было), положили начало массовым репрессиям в армии и на флоте. Помощник начальника Генштаба по авиации дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Я.В. Смушкевич, начальник Управления ВВС Герой Советского Союза генерал-полковник авиации П.В. Рычагов, начальник Управления ПВО Герой Советского Союза генерал-полковник Г. М. Штерн были арестованы буквально за две недели до начала войны! В результате репрессий была уничтожена значительная часть командного состава Красной Армии, до командиров соединений включительно. На место репрессированных было выдвинуто более 100 тысяч командиров с недостаточным опытом и подготовкой. К лету 1941 года около 75 % командиров находились на должностях менее одного года.

Руководство страны пыталось закрыть бреши в командирском корпусе — в предвоенные годы были созданы новые училища и академии. Если в 1937 году авиационных вузов было 18, то на 1 мая 1941 года их насчитывалось более 100, в том числе только летных — 60. Сроки подготовки командиров были сокращены до минимума. Мы обучали командиров стрелковых взводов за шесть месяцев и не думали о том, что для подготовки командиров частей, соединений и объединений нужны многие годы. Но времени оставалось катастрофически мало. Гитлер за полтора месяца до начала войны, на основании доклада военного атташе в Москве полковника Кребса, знал, что русский офицерский корпус ослаблен не только количественно, но и качественно, что он производит худшее впечатление, чем в 1933 году. Чтобы достичь прежнего уровня, Советскому Союзу потребуются годы. Гитлер считал, что репрессии и ликвидация большого числа высших офицеров, имевших большой опыт, полученный в течение многих лет, и продолжавших совершенствовать свое искусство, неизбежно парализуют Красную Армию в ее оперативных возможностях.