— Я понял, что ты хочешь, — сказал Калеб, — и действительно надеюсь, что ты найдешь решение этой проблемы. Я бы на твоем месте еще раз подумал об искусственном зачатии. Боюсь, что не подхожу для этого.

Виктория хотела сказать ему, что это не так. Но она знала, что он прав. Он не хотел.

Она кивнула.

— Я отняла у тебя слишком много времени, — сказала она, выдавив улыбку. Она нагнулась, взяла с кушетки шаль и начала разворачивать ее.

Калеб протянул руку и забрал шаль. Он закутал ею плечи Виктории. Потом провел пальцем по ее губам.

— Ты очень смелая женщина, Виктория. Я надеюсь, что твоя мечта исполнится.

Виктория передернула плечами.

— Не беспокойся. Исполнится, — сказала она и проводила Калеба до двери.

Калеб был в смятении. Что с ним?

Маленькая, тихая, скромная Виктория Холбрук, которая редко улыбалась, не выделялась из толпы и занималась исключительно своими книгами и своим магазином, только что превратилась в умопомрачительную красавицу и попыталась его соблазнить.

— Нет, не соблазнить, болван. Ты ее не интересуешь — только твои гены. — В первый раз женщина интересовалась именно этим. Женщины встречались с ним ради развлечения, любви, с надеждой выйти за него замуж, ради статьи в газете, посвященной им или просто ради секса, но никому из них не нужно было его ДНК.

Она сказала, что не умеет соблазнять.

— Она чертовски не права, — пробормотал он, распахивая дверь своего офиса на следующее утро.

— Кто не права? — спросила Дэниз.

— Ты.

Она нахмурилась.

— В каком вопросе?

— Ты не права в том, что я нечестен в отношениях с женщинами. — Он не собирался объясняться и выдавать секрет Виктории.

— Хмм, — сказала Дэниз. — Ты хочешь сказать, что дал обет безбрачия?

Калеб даже передернулся. Он вспомнил светящиеся надеждой глаза Виктории, когда она просила дать ей ребенка, и каким он оказался негодяем, сказав, что не может этого сделать. Он вспомнил ее нежное тело. Но обет безбрачия?..

— Может быть, — согласился он. Он не притронется к Виктории. Ведь, притронувшись к ней, он может захотеть большего и повести себя как последний негодяй. Его отец разбил сердце его матери и разбивал не раз, пока она не превратилась лишь в тень той прекрасной женщины, какой была когда-то. Калеб вспомнил глаза Виктории и подумал, как она ошиблась, посчитав его более благородным и порядочным, чем он был на самом деле. Калеб вспомнил всех тех женщин, чьи сердца он разбил и чью гордость попрал, не желая этого. В таких ситуациях не было победителей. Лучше всего вообще избегать таких ситуаций. Тогда никто не будет страдать.

Как он мог принять предложение Виктории? Он не хотел отягощать ее ненужными страданиями. Он не мог причинить ей страдания.

— Ты? Калеб Фремонт? Дал обет безбрачия? — Дэниз закатила глаза. — Я скорее поверю в то, что свиньи летают и танцуют с волшебными феями.

Калеб постоянно вспоминал стройные ноги Виктории. Он увидел их в тот момент, когда садился на кушетку. Неожиданно он подумал, что Виктория захотела, чтобы он увидел ее ноги и слегка приподняла платье. Эта мысль возбудила его.

— Калеб? Ты не ответил. Какой честный поступок ты совершил? — спросила Дэниз.

Калеб просто рыкнул в ответ:

— Я отказал прекрасной женщине.

Дэниз закатила глаза.

— Ты? Почему?

Калеб уселся на стул и начал разбирать бумаги.

— Потому что она заслуживает лучшего. А теперь давай...

— Знаю. Давай приступим к работе. И ты хочешь работать после такого заявления?

Да, он хотел работать. Работа — это все, что ему сейчас нужно. Он хорошо писал и всегда был правдивым, честным и достойным журналистом. Калеб излагал только факты, не высказывая своего мнения, он не прибегал к обличительным речам, которые могли бы сломать жизнь людям.

Он любил свою газету. Калеб спасался только работой после того, что произошло между ним и его невестой, Мэри. Он до сих пор чувствовал за собой вину.

Калеб не собирался круто менять свою жизнь и снабжать женщину хромосомами только потому, что она хочет забеременеть. И он никогда не позволит себе прикоснуться к Виктории Холбрук.

Он даже не приблизится к женщине, которая не понимает, что с ним можно только развлечься, посмеяться и пощекотать себе нервы, потому что он всегда будет возвращаться к своей работе. У него были свои правила, и женщины, с которыми он встречался, должны были следовать им. Теперь к его правилам добавилось еще одно — он не переспит с женщиной, чтобы сделать ее беременной.

И неважно, как вежливо она будет просить.

Боже, он не знал Викторию Холбрук. И если она надеялась, что он сделает ей ребенка, то она не знала его совершенно.

— Он был прекрасен, Боб. Именно то, что мне надо, — сказала Виктория через два дня. — Послушай, я собрала о нем информацию, пользуясь его же газетой и Интернетом. Я задавала вопросы покупателям «Газеты», что они думают о ней и о ее главном редакторе. Никто не сказал о нем ни одного плохого слова. Многие хвалили его за ум, честность, достоинство, прямоту, за хорошую работу и за то, что он всегда пишет правду. Ты видел, каким добрым и порядочным он был со мной. Он ни разу не сказал, что я сумасшедшая, хотя похоже, что так оно и есть. Мама и папа гордились бы мной за мою решительность.

— Папа, — сказал Боб, и Виктория могла бы поклясться, что в его интонации послышались печальные, задумчивые нотки.

— Да, я тоже по нему очень скучаю, старый кривляка. — Ее родители были прирожденными артистами. И их всегда огорчало, что она была равнодушна к огням рампы. Но они все равно любили ее. И она заботилась о них до самой их смерти два года назад. Вот почему она приехала в Ринваль — ведь ей нужно было начинать все заново, а этот город был как раз подходящим местом. В небольшом уютном Ринвале не было ни одного книжного магазина. Ей сразу понравился этот городок с его старомодными домами из красного кирпича и старыми огромными дубами по обеим сторонам широких, тихих улиц. И ей очень нравилось название города. Ведь «Ринваль» значит «новый». Подходящее место, чтобы начать новую жизнь.

Она неплохо справлялась эти два года. Нельзя сказать, что у нее было очень много покупателей, но ей хватало на достойную жизнь. Размеренное течение здешней жизни нравилось ей. Единственное, что тяготило ее, — это одиночество и отсутствие ребенка. Конечно, хорошо, что у нее был Боб, но он был старым, и это был всего лишь попугай.

— Я попробую идти другим путем, Боб. Нам нужно все сделать правильно. Я не хочу впускать любого к себе в постель. — Когда Виктория смотрела на мужчин из Ринваля, она не могла даже представить себя в постели с ними. Все в ней протестовало против этого. Может быть, это трусость, но ведь должен же быть в городе другой хороший человек, кроме Калеба.