она растянулась на семь месяцев из-за раздоров между Джучи и Чагатаем. Для того, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, Чингисхан поставил старшим над братьями своего третьего сына Угэдэя. «Будучи тактичным и сообразительным, он [Угэдэй] ежедневно посещал кого-нибудь из братьев, жил с ними в добрых отношениях и [своею] крайне умелою распорядительностью водворял между ними внешнее согласие, – пишет Рашид ад-Дин. – Он неуклонно выполнял подобающие служебные обязанности, пока не привел в порядок дело войска и не укрепил [выполнения] Ясы. После этого [монгольские] воины дружно направились в бой и в тот же день водрузили на крепостной стене знамя, вошли в город и подожгли кварталы метательными снарядами с нефтью». Таким образом, еще в 1221 году, за шесть лет до смерти отца, Угэдэй показал, что он достоин титула верховного правителя.

Но вернемся к Бату. Первой крупной кампанией, в которой он принял участие в качестве правителя улуса, стало завоевание государства Цзинь, начатое Угэдэем осенью 1230 года. С чжурчжэнями монголы воевали давно, и вот настала пора покончить с ними навсегда. Бату на тот момент было двадцать лет, и по монгольским меркам он считался зрелым мужем. О том, насколько сложной была цзиньская кампания, можно судить хотя бы по тому, что она растянулась на три с половиной года. Для напористых монголов это был большой срок, но сила их заключалась в стремлении всегда доводить начатое дело до конца. В начале 1234 года чжурчжэньское государство пало. Бату получил от хана Угэдэя земли, находившиеся на территории современной китайской провинции Шаньси, но это пожалование, скорее всего, было не наградой за какие-то заслуги (во всяком случае, нам о них ничего не известно), а обычным проявлением уважения к близкому родственнику, правителю огромного улуса.

Главным достижением Бату-завоевателя стало покорение земель, лежавших к западу от его улуса. Это покорение, вошедшее в историю под названием Западного похода, началось в 1235 году, на следующий год после падения государства Цзинь – долго отдыхать монголы не любили и не умели. Вот что пишет в своей «Истории завоевателя мира» иранец Ала ад-Дин Джувейни, которого условно можно считать современником Бату, поскольку он родился за год до смерти Чингисхана: «Когда каан [Угэдэй] во второй раз устроил большой курултай и назначил совещание относительно уничтожения и истребления остальных непокорных, то состоялось решение завладеть странами Булгара, асов и Руси, которые находились по соседству становища Бату, не были еще окончательно покорены и гордились своей многочисленностью. Поэтому в помощь и подкрепление Бату он [Угэдэй] назначил царевичей: Менгу-хана и брата его Бучека, из своих сыновей Гуюк-хана и Кадагана и других царевичей: Кулькана, Бури, Байдара, братьев Бату – Хорду и Тангута, и нескольких других царевичей, а из знатных эмиров был Субатай-бахадур. Царевичи для устройства своих войск и ратей отправились каждый в свое становище и местопребывание, а весной выступили из своих местопребываний и поспешили опередить друг друга»[33].

Все крупные кампании монголы пока еще продолжали проводить сообща, объединенными усилиями, как и полагалось в едином государстве. Но семена раскола уже начинали прорастать – родичи-чингизиды далеко не всегда ладили между собой, да и самому великому хану приходилось выслушивать замечания от родственников. Когда Угэдэй собрался лично вести войско в поход на кипчаков, старший сын Толуя Менгу сказал ему: «Мы все, сыновья и братья, стоим в ожидании приказа, чтобы беспрекословно и самоотверженно совершить все, на что последует указание, дабы каану заняться удовольствиями и развлечениями, а не переносить тяготы и трудности походов. Если не в этом, то в чем же ином может быть польза родственников и эмиров несметного войска?» Так рассказывает Рашид ад-Дин, и вряд ли он позволил бы себе вложить в уста ханского племянника то, что тот не произнес. Речи Менгу, с одной стороны, почтительны, но сам факт оспаривания решения великого хана является проявлением непочтительности, получается, что горькая пилюля неповиновения завернута в красивый фантик покорности. Невозможно представить, чтобы кто-то из родичей осмелился бы сказать подобное Чингисхану – велик был риск оказаться на земле со сломанным хребтом. Но, как известно, временам свойственно меняться, а вместе с ними меняются и отношения между людьми.

Западный поход монголов официально возглавлял Бату, но реальным главнокомандующим был Субэдэй-багатур, достигший при Чингисхане статуса главного монгольского полководца и оставшийся таковым при хане Угэдэе. По площади завоеванных территорий Субэдэй-багатур является абсолютным рекордсменом в мировой истории, и вряд ли какой-либо полководец сумеет его превзойти. Будучи сыном простого кузнеца, Субэдэй удостоился чести породниться с великими ханами – в хронике «Юань-ши», посвященной истории правления монгольской династии Юань в Северном Китае, упоминается о том, что в 1229 году хан Угэдэй выдал за Субэдэя гунчжу Тумегань. Неизвестно, кем именно была эта Тумегань, но для нас важен термин «гунчжу», которым китайцы обозначали императорских дочерей.

Летописцы упоминают о буларах, башгирдах, кипчаках, асах и других народах, с которыми монголам пришлось воевать во время Западного похода. «Осенью упомянутого [1237] года все находившиеся там [в походе] царевичи сообща устроили курултай и, по общему соглашению, пошли войною на русских, – сообщает Рашид ад-Дин. – Бату, Орда, Гуюк-хан, Менгу-каан, Кулкан, Кадан и Бури вместе осадили город Арпан и в три дня взяли [его]. После того они овладели также городом Ике…[34] Один из русских эмиров, по имени Урман [Роман], выступил с ратью [против монголов], но его разбили и умертвили, [потом] сообща в пять дней взяли также город Макар и убили князя [этого] города, по имени Улайтимур[35]. Осадив город Юргия Великого, взяли [его] в восемь дней. Они ожесточенно дрались. Менгу-каан лично совершал богатырские подвиги, пока не разбил их [русских]. Город Переяславль… они взяли сообща в пять дней… После того они [монголы] ушли оттуда, порешив на совете идти туманами[36] облавой и всякий город, область и крепость, которые им встретятся [на пути], брать и разрушать. На этом переходе Бату подошел к городу Козельску и, осаждая его в течение двух месяцев, не мог овладеть им. Потом прибыли Кадан и Бури и взяли его в три дня».

Бату не отличался богатырским здоровьем (известно, что у него были больные ноги) и в сражениях участия не принимал. Талантливым или решительным стратегом его назвать нельзя – в хрониках не раз можно встретить упоминания о том, как Бату, образно говоря, «топтался на месте» до тех пор, пока кто-нибудь не приходил к нему на помощь. Впрочем, далеко не все монгольские ханы были такими «универсалами», как Чингисхан, сочетавший в себе таланты государственного деятеля, полководца и