Басмачи рассчитывали, что ночью табун примут за противника, начнут стрелять и всадники погибнут.

— Но, хвала аллаху, он не дал умереть. — Старик умолк и вскоре скончался, а сын Гафар, оправившись от ран, стал бойцом эскадрона. С тех пор и остался у него шрам на щеке...

IX

Гафар тяжело вздыхает. Вызов к полковнику Малахову потревожил далекие и тяжелые воспоминания. С тех пор прошли годы. Много воды утекло в реке, по которой проходит граница. Уже внуки подрастают и становятся джигитами, а память ясно сохранила те далекие годы, события, людей.

Однажды в эскадрон, где служил Гафар, на взмыленном коне прискакал джигит. Он рассказал, что утром к ним в кишлак ворвалось много вооруженных басмачей, они бесчинствуют. Ему самому стоило больших трудов вырваться оттуда. Он гнал коня, чтобы быстрее известить красных джигитов.

Решено было немедленно поднять бойцов по тревоге. План был простым: вперед выслать разведчиков, переодетых под местных жителей, а эскадрону двигаться несколько сзади. Разведчики, где переводчиком был Гафар, должны будут отвлечь стражу, а эскадрон тем временем окружит кишлак.

До кишлака добрались уже ночью. Вскоре разведчиков окликнули:

— Свои, свои... — отозвался Гафар. — Курбаши здесь?

Басмачи о чем-то пошептались между собой.

— А зачем он вам?

— Имеем срочное поручение.

— Он вон в той кибитке отдыхает. Но едва ли вам удастся сейчас попасть к нему. Придется ждать до утра.

— Наше дело маленькое, — отозвался Гафар, — доложим, а там пусть решают.

Гафар махнул рукой, и бойцы прыгнули на басмачей. Раздался выстрел. Это был сигнал для атаки.

Басмачи, застигнутые врасплох, метались по кишлаку, но их настигали меткие выстрелы бойцов.

Когда же бойцы прорвались к кибитке курбаши Мамеда, она оказалась пустой. На ковре валялись халат, шелковая рубашка и даже ичиги. В стороне — большая трубка с опиумом. Гафар понял, что Мамеду удалось бежать. Но судьба свела их в другой раз на крутых поворотах жизни.

Взводу, в котором служил Гафар, было поручено доставить фураж для коней всего полка.

Утром бойцы выехали в путь. Миновали один перевал, другой и были почти у цели, когда к командиру взвода подскакал один из дозорных и доложил:

— Впереди, за сопкой, большая колонна всадников. По всему видно, басмачи.

Поворачивать назад было уже поздно. Быстро спешившись, бойцы заняли удобную позицию, а коней отвели в укрытие.

Через несколько минут показались всадники. Банда во много раз превосходила число красноармейцев, но они решили дать бой. Когда голова колонны приблизилась к месту, где залегли бойцы, ее встретили залпом. Послышались выкрики, и Гафар узнал голос Мамеда. Через несколько минут, рассыпавшись цепью, басмачи предприняли попытку сбить заслон.

Однако, как только они приблизились к бойцам, протяжно застрочил пулемет. Басмачи опять вынуждены были отступить.

Потом из-за сопки появилась небольшая группа всадников с белым флагом. Им дали возможность подъехать ближе. Один из них, привстав на стременах, закричал:

— Эй, вы, сдавайтесь. Вас мало, нас много... Мы дадим вам награду, сохраним жизнь и отпустим домой.

Кто-то из бойцов выстрелил вверх...

Атаки следовали одна за другой. Командир взвода все чаще посматривал на ящики с боеприпасами. Патроны кончались. Нужно было что-то предпринимать, каким-то образом сообщить в полк. И вдруг он вспомнил, что в обозе находится собака-почтальон.

Собаке привязали на шею пакет и приказали:

— Домой!.. Домой!..

Пес, лизнув руку хозяина, повилял хвостом и, выскочив перед цепью бойцов, быстро скатился с сопки.

Басмачи, видимо, сразу поняли, в чем дело, и открыли по овчарке сильный ружейный огонь.

Бойцы с тревогой смотрели на своего связного. А собака то припадала к земле, то устремлялась вперед. И когда она преодолела опасную зону, все облегченно вздохнули.

Бандиты становились все напористее, все нахальнее — словно чувствовали, что у бойцов на исходе боеприпасы. Но неожиданно они начали отступать. Причина выяснилась сразу: от населенного пункта, где располагался полк, на галопе, с оголенными клинками скакали наши конники.

Это была последняя встреча с Мамедом Вайсединовым.

Горы Гафар знал хорошо, и поэтому, когда ему предложили быть проводником в геологической экспедиции, он с большим удовольствием дал согласие.

Круг его обязанностей был неширок: присматривать за лошадьми, охранять лагерь, а в пути — указывать дорогу. Работой геологов он интересовался и радовался удачам.

О таинственной силе ляджуара и лала он много слышал от своего деда. Но вот пришли геологи и открыли тайну ляджуара. Теперь к этой голубой горе прокладывают дорогу. Завтра начнется изучение разработок лала. Их много, поэтому геологи выбрали самую большую, которая поможет им разгадать способ добычи.

Несмотря на лето, ночью в горах прохладно. Гафар решил развести костер.

От палатки начальника экспедиции скользнула тень. «Топоркову и по ночам не спится. Волнуется», — с теплотой подумал Муминшоев.

— Николай Иванович!

Ему никто не ответил, а тень метнулась в дальний конец лагеря и исчезла.

Из палатки вышел Николай Иванович.

— В чем дело? Что случилось?

— Понимаете, Николай Иванович, кто-то был у вашей палатки. Я окликнул, он убежал.

— Куда убежал?!

— Человек... Туда убежал. — Муминшоев неопределенно махнул рукой...

От шума, поднятого сторожем, проснулись геологи. Они обступили Муминшоева, слушая его торопливый рассказ, потом с фонарем обошли палатки, всё вокруг.

Кто-то предположил:

— Может, старику просто показалось...

— Как показалось? Зачем показалось? — горячился Муминшоев.

X

Разгромленная банда Мамеда ушла за границу, расселилась в кишлаке. Многие басмачи завели здесь семьи, и со временем потеряли свой прежний бравый вид.

Однажды в кишлаке появился европеец, который представился Джоном. Он долго беседовал с Мамедом. А через некоторое время через границу ушел один из его джигитов. Выполнив задание, вернулся. Получил большую награду. Не остался обиженным и Мамед.

С годами Джон становился все щедрее. Но все чаще джигиты стали не возвращаться с той стороны. Мамед понимал: попадались.

Сейчас Джон пил чай и говорил:

— Я думаю, дорогой Мамед, что мы и на этот раз сойдемся в цене.

Мамед расплылся в заискивающей улыбке.

— О, да-да! Что будет в моих силах, я сделаю... Я...

— Запомните, — неожиданно прервал собеседник Мамеда, — сейчас нужно делать не только то, что в наших силах, а гораздо больше.

Гость многозначительно поднял палец, он замолк, и Мамед не смел первым нарушить молчание. Только взгляд его хитрых, заплывших от жира глаз следил за каждым движением гостя.

Тот был среднего роста, с редкими седеющими волосами на голове, прилизанными назад.