клиторе выше, чем в любой другой точке тела, включая кончики пальцев, губы и язык, и вдвое… вдвое… вдвое больше, чем в пенисе. Кому нужен револьвер, если есть полуавтоматическая винтовка?»

— Натали Анжье, «Женщина: Интимная география»

Ему просто нравилось на это смотреть

Это история о том, как я полюбила свою вагину. Неловко в этом признаваться, поскольку это не очень политкорректно. В идеале все должно было произойти в ванне, наполненной водой с солями Мертвого моря, под музыку Энии, в кульминации моей любви к своему женскому естеству. Я знаю. Вагины прекрасны. Наша ненависть к самим себе — лишь результат навязанной политики подавления и ненависти, присущей патриархальной культуре. Она нереальна. Киски объединяют. Я все это знаю. Как если бы мы выросли в обществе, где полные бедра считаются эталоном красоты, и, лежа на спине, глотали бы ведрами молочные коктейли, заедая печеньем, чтобы бедра стали шире. Общество, которое нас воспитало, другое. Сначала я ненавидела свои бедра, а вагину — и того сильнее. Мне она казалась невероятно уродливой. Я была из тех женщин, которые, глядя на вагину, отчаянно желали от нее избавиться. От одного вида меня тошнило. И я сочувствовала всем, кто вынужден был иметь с ней дело.

Чтобы как-то это превозмочь, я стала представлять, что у меня между ног нечто другое. Например, мебель — уютные футоны с легкими хлопковыми одеялами, маленькие, обитые бархатом диванчики, леопардовые коврики; или милые финтифлюшки — вроде шелковых носовых платков, стеганых прихваток, столовых наборов; или миниатюрные пейзажи с кристально-прозрачными озерами или мглистыми ирландскими болотами. Я привыкла к этой мысли и совершенно забыла о том, что у меня есть вагина. Всякий раз, занимаясь сексом с мужчиной, я представляла, что он входит в отороченную норкой пелерину, или венок из красных роз, или в китайскую чашу.

А потом я познакомилась с Бобом. Боб был самым непримечательным из всех мужчин, которые мне когда-либо встречались. Он был худым и высоким, с совершенно заурядной внешностью, носил одежду защитного цвета. Боб не любил острую пищу и музыку Prodigy, его не интересовало сексуальное женское белье. Летом он предпочитал сидеть в тени и тщательно скрывал свои чувства и эмоции. У него не было ни проблем, ни расстройств, не был он и алкоголиком. Не было в нем ничего забавного, сверхсложного или загадочного. Он не был злым или черствым, самовлюбленным или харизматичным. Он не любил быструю езду. В общем, Боб мне не особенно нравился. Я бы и вовсе не обратила на него внимания, если бы он не подобрал сдачу, которую я обронила на пол в супермаркете. Возвращая мне одноцентовые и 25-центовые монетки, он случайно коснулся моей руки — и в этот момент что-то произошло. Кончилось тем, что я с ним переспала. Тогда-то и случилось чудо.

Оказалось, Боб любил вагины. Более того, он был самым настоящим экспертом в этой области. Ему нравились ощущения от контакта с ними, нравился их вкус и запах, но самое главное — ему нравился их внешний вид. Боб в буквальном смысле любовался вагинами. Во время нашего первого секса он сказал, что ему нужно меня видеть.

— Я же здесь, — ответила я.

— Нет, ты не поняла. Мне нужно видеть тебя, — повторил он.

— Ну, включи свет, — сказала я.

«Чудик какой-то», — думала я, уже начиная паниковать в темноте. Тут он включил свет. Потом сказал:

— Ну вот, теперь я готов тебя увидеть.

— Эй, — я помахала ему рукой. — Я здесь!

Он начал меня раздевать.

— Что это ты делаешь, Боб? — спросила я.

— Мне нужно тебя увидеть, — снова повторил он.

— Не стоит, — сказала я. — Просто возьми меня.

— Мне нужно видеть, какая ты, — настаивал он.

— Но ведь ты уже видел красный кожаный диван, — ответила я.

Но Боб не желал отступать. Мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда.

— Это же личное! — протестовала я. — Ты можешь просто нырнуть в меня — и дело с концом?

— Нет, — ответил он. — Это ведь ты сама. Я должен тебя увидеть.

Я затаила дыхание. Он все смотрел и смотрел. Ахал, улыбался, пялился и стонал. Вдруг он прерывисто задышал, и лицо у него изменилось. Теперь Боб больше не казался мне таким уж непримечательным — он стал похож на прекрасного, голодного зверя.

— Ты так красива, — проговорил он. — Элегантная, искренняя, невинная и одновременно дикая.

— И ты все это увидел там? — спросила я.

Он словно прочел это по линиям на моей ладони.

— Да, увидел, — ответил он. — Это и многое, многое другое.

Он разглядывал ее около часа, словно изучал карту или поверхность Луны, будто заглядывал мне в глаза, но это была моя вагина. При включенном свете, наблюдая за тем, как он рассматривает меня и так неподдельно возбуждается, глядя на его спокойное и вместе с тем восторженное выражение лица, я почувствовала, как сама стала влажной и завелась. Я посмотрела на себя его глазами, почувствовала себя прекрасной и соблазнительной — словно была великолепным полотном или водопадом. Боб не испытывал ни страха, ни отвращения, и я почувствовала гордость, прониклась любовью к собственной вагине. А Боб растворился в ней, а я вместе с ним, и мы улетели в небеса.

Моя вагина была моей деревней

Посвящается женщинам Боснии

Моя вагина была зелеными полями, напоенными водой, мычащими коровами, заходящим солнцем, моим ласковым возлюбленным, мягко касающимся лица тоненьким соломенным прутиком.

Теперь у меня между ног что-то есть. Я не знаю, что это. Я не трогаю это. С тех пор больше никогда.

Моя вагина была болтушкой — не могла дождаться, чтобы наговориться всласть. Ей всегда столько нужно было рассказать, о да, о да!

Но не теперь — с тех пор, как мне стали сниться сны о том, что в то место толстой черной леской вшили дохлое животное. И запах его ничем не вывести. Горло у него перерезано, и кровь сочится сквозь все мои летние платья.

Моя вагина пела все девичьи песни, и те, что вызванивали колокольчики на шеях у коз, и те, что пели дикие осенние листья — песни вагины, песни дома.

Но всему этому пришел конец, когда солдаты закололи меня штыком от винтовки. Холодный стальной стержень пронзил мое сердце. Я не знала, застрелят ли они меня или вытолкнут мое сердце вместе с мозгом. Шестеро чудовищных врачей в черных масках засовывали в меня бутылки, и палки, и древки от метел.

Моя вагина — быстрая река, чистая журчащая вода, перекатывающая