— No, Sunday, — оправдывался Saturday, отбиваясь, как только мог, — ti nichego ne ponimaesh. Eto zhe Alpengold.

— Ya pokazhy tebe Alpengold. Iz-za tvoei zhadnosti, mi vtoroi mesyats ne mozhem vibratsye iz ryssklh lesov, — и отвесив палкой очередную оплеуху, добавил. — Poi vmeste so vsemi ili propadem zdes.

С этими словами он вытащил своего товарища на холмик и к хору добавился ещё один голос. Правда Saturday всё время оглядывался на плитку шоколада и старательно придерживал её ногой, за что непременно получал оплеухи от Sunday. Причём песня не прекращалась ни на минуту. Заводной импортный мотив завораживал местных поклонников:

«lya, lya, hi, hy!

lya, lya, hi, hy!

lya, lya. lya, lya, hi, hy!».

Теперь песни пели не только гномы, но и звери. Даже сорока, наконец, наболтавшись, прилетела на поляну и подпевала своим хрипучим голосом. Только получалось у неё не как у гномов, а как-то совсем по-домашнему: «хватит спать, хватит спать».

— Хватит спать, — теребя меня за руку, повторяла настойчиво дочь, — Ты же совсем сгоришь на солнце. Разве можно быть таким неосмотрительным?

Я открыл глаза. Оказывается, я всё так же сидел на балкончике своей дачи, а тёмный лес заманчиво шумел своей зелёной листвой.

СКАЗКА 3

События в рассказе основаны на реальных фактах и некоторых домыслах.

Автомобиль легко и бодро бежал по дороге, наворачивая очередную сотню километров. Как бы банально это не звучало, но куда денешься от правды жизни. Солнце светило по весеннему, за окном птицы начинали выводить свои первые, в этом году, песни. Несмотря на последние дни февраля, пахло весной. Была ли это ранняя весна или только её преддверие, не знаю, но настроение радостное. Тающие сугробы снега на глазах превращались в грязные лужи, быстро освобождая оккупированные зимой обочины. Сухой асфальт делал поездку приятной во всех отношениях. Много ли надо автомобилисту для счастья: исправный автомобиль, полный бак горючего, хорошая погода и, конечно, чистая, хорошая дорога. И можно ехать и ехать, оставляя за окнами населённые пункты, леса, реки, мосты. Поездка на авто отличается от поездки на поезде. За окнами вроде всё тоже, но там ты являешься сторонним наблюдателем. А если едешь за рулём автомобиля, то уже не наблюдатель, а участник жизни, пробегающей за окнами. Ощущаешь поток жизни, бегущей по дороге вместе с автомобилями. Чувствуешь, кто едет впереди, кто позади. И процесс захватывает, потому, что он сродни самой жизни, ведь давно всем известно, что жизнь — это движение.

Однако погода начала быстро портиться. И светлые мысли, навеянные дорогой, постепенно покинули меня. Тёмная туча, складывая скорость далеко не постепенного своего наступления со скоростью автомобиля, быстро заволокла небо. В лобовое стекло сначала понемногу, но затем словно умножаясь, в геометрической прогрессии, стали ломится снежинки. Вначале мелкие, очень скоро они превратились в крупные хлопья. Видимость здорово ухудшилась, и пришлось снизить скорость, тем более что и дорога в этом месте стала извилистой и покрытой скользкой, снежной массой летящей с неба. А снегопад всё усиливался и усиливался. Вскоре ехать пришлось больше по памяти или наугад, с таким напряжением вглядываясь через летящий, кружащий поток, что можно было и глаза вывихнуть.

За очередным поворотом замигал еле различимый красный глаз. Казалось, сказочный дракон, воспользовавшись непогодой, коварно пристроился за углом. Но всё гораздо проще. Сигнал переездного светофора вскоре принял свои очертания. Остановившись у шлагбаума, я стал смотреть сквозь кружащую кутерьму на перемигивающиеся лампы. А действительно, как похоже на подмигивающего дракона. Но дорога на то и дорога, чтобы ехать, а не стоять.

С трудом перевалившись через снежные надолбы, выросшие на переезде, вновь выехал на дорогу. И снова поворот за поворотом сквозь снегопад. Уже не верилось, что всего каких-нибудь полчаса назад за окнами светило солнце. Казалось, что еду в самый эпицентр вьюги. И вдруг вижу, что на обочине стоит пожилая женщина и усиленно машет руками. Повторяя движения её рук, снежные завихрения, приняв ускорение, разлетаются в разные стороны.

«Что за баба Яга», — подумал я. Баба Яга. Ну, точно. Моя старая, во всех смыслах, знакомая Ядвига Ивановна. Остановил машину. Сколько времени прошло…

— Ядвига Ивановна, — крикнул, открыв окно. — Сколько лет, сколько зим!

— А, это ты. Чего остановился-то?

— Да вот, Вас увидел. Обрадовался.

— Ну, увидел. Поздоровались. Ехай дальше, — словно обрезала, проворчала она.

— Какая-то Вы сегодня недобрая, Ядвига Ивановна, или случилось что? Может, помочь? — проявил я участие.

— Да чем же ты поможешь? Или снегу мне на огород наносишь?

— Зачем Вам снег, весна скоро?

— Сразу видно городской. Зима-то, какой была?

— Как какой? Зимней, — попытался отшутиться.

— Вот правильно говорю, городской. Зима была тёплой. Снега на полях, а значит и на огороде, мало. Вот и провожу снегозадержание.

— Так какое это снегозадержание, когда на улице плюс. Грязь лишняя, да и ехать вот тяжело, — показал руками на руль автомобиля.

— Вам всё автомобили. Вот и Емеля, внучка-то помнишь? — спросила баба Яга, продолжая махать руками.

— Конечно, помню. Кстати, как он? — искренне поинтересовался я.

— Вот и говорю, автомобили. Тоже он купил он себе машину. Большую такую. И катается туда-сюда. Целыми днями.

— Зато, наверно, на печи уже не валяется. Ведь на машину и бензин надо, и прочее бывает, — я показал пальцами знак, обозначающий денежки.

— Да какое там. Устроил из дома музей народного творчества. Людям лапшу на уши вешает, вот тебе и заработок. ИП «Емеля». Может, слыхал?

— Нет, не слышал. А то бы обязательно заглянул на огонёк.

— Ну вот, отвлёк меня разговорами, и снегу меньше стало, — посетовала Ядвига Ивановна.

Действительно, за разговором и не заметил, что метель поубавилась и заметно посветлело.

— Ладно, на сегодня хватит, — устало вздохнула она.

— Вот, была бы дорога, подвёз бы Вас. Жаль, что её нет, да и всё замело, — бодро предложил я и почти сразу пожалел.

— Дороги есть. Емеля проложил. Говорила же тебе, что он машину купил. А снег, так это дело нехитрое. Эй, Горыныч! — Крикнула она громко куда-то под облака, сложив ладошки рупором.

Я поднял голову, готовясь увидеть… Впрочем, и сам не знал, что готовился увидеть.

— Горыныч, поди сюда! — продолжала звать Ядвига Ивановна.

— Что ты орёшь на весь лес, — услышал позади себя незнакомый голос.

По обочине бодрой походкой к нам приближался невысокого роста мужчина, лет шестидесяти, одетый в армейскую камуфляжную одежду, какую военные носили ещё до странной формы от Юдашкина. На ногах финские валенки из телевизионной рекламы. На голове вязаная шапка. Он, не торопясь, подошёл к