Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я встал с кресла, достал компьютер, повернул его так, чтобы Настя, даже если б и захотела, не смогла ничего увидеть. Воплощение плана потребовало немного времени, но букет цветов на экране получился чудесный. Внизу я написал большими буквами: «Больше никогда». После этого просто без разрешения поставил ноутбук ей на колени. Настя прикрыла лицо рукой, рассмотрела картинку, повернулась ко мне и сняла наушники: «Поверю один раз».
– Да, – сказал я, и мы помирились.
Не будет преувеличением сказать, что оставшиеся девять часов полета были самым увлекательным приключением в моей тридцатишестилетней жизни. Мы немного посмотрели кино, потом она сказала, что экран слишком маленький, а на малом экране кино смотреть нельзя, потом поели немного невкусной еды и много самого вкусного в небе мороженого.
– Как ты думаешь, если добавки попросить, эта тетка даст? – озабоченно спросила Настя, облизывая ложку. И я попросил, сказав нашей опекунше, что, если она даст нам еще порцию мороженого, мы обещаем остаток рейса не потреблять никакого алкоголя. И невиданное дело – стюардесса засмеялась. Может быть, она приняла мое предложение всерьез и решила, что заключила хорошую сделку. «Я дам вам две порции», – сказала она решительно. «О, спасибо, – пропела Настя, – это так мило с вашей стороны». Нет, плохо я думал о стюардессе, она просто симпатизировала нам, потому что после Настиных слов подмигнула мне: «И можете заказывать алкоголь, молодой человек».
– Не я один попал под твои чары, – повернулся я к Насте, соображая, с какого боку начать рушить цельную поверхность шоколадной подливки, усыпанной арахисом.
– А ты попал? – спросила она, не поднимая глаз. – Что-то слишком быстро.
Потом мы говорили. Нет, неправильно. Говорили мы и до этого, и потом, но сперва это было осторожное обнюхивание – свой, не свой, и, похоже, признали, что свой. Настя много расспрашивала меня о работе и рассказывала о своей. И из рассказа получалось, что она вполне востребованная модельным бизнесом девушка, у которой редко выдается в году свободная неделя. А я, чтобы не выглядеть в ее глазах совсем уже офисной крысой, старался вспоминать всякие смешные истории.
– То есть ты большой начальник – кабинет, приемная, машина, водитель?
– Нет, водителя нет, так что я не большой начальник. Да даже и не в водителе дело, просто там, где я работаю, нельзя стать большим начальником в твоем понимании.
– А какое мое понимание?
– Ну, я думаю, что министр для тебя большой начальник или президент «Газпрома».
– Нет, – она наморщила лоб, – не знаю, я не думала никогда. А ты хочешь быть большим начальником в своем понимании?
– Наверное. Да нет, точно знаю, что да.
– А зачем?
– Мне кажется, это то, что я умею делать лучше всего, – управлять.
– Людьми?
– Людьми, процессами, изменениями.
– Не понимаю, какими изменениями.
– Ну, это термин такой. Долго объяснять, я сейчас не хочу.
– Хорошо, а что ты еще умеешь делать хорошо? Не может быть, чтобы только управлять.
– Ну, я документы всякие хорошо пишу, презентации хорошо делаю...
– Презентации?
– Ну, это другие презентации.
– Смотри, получается, у тебя все другое, – задумавшись, сказала она, цепляя большим пальцем ноги в самолетном одноразовом носке сетчатый карман стоящего впереди кресла.
– Наверное, – сказал я. – Не удивительно. У меня одна работа, у тебя другая работа и другая жизнь.
– Значит, работа определяет жизнь?
– К сожалению, да.
– Но ведь люди любят, дружат, воспитывают детей независимо от работы. Или зависимо?
– Про «любят» не знаю. А все остальное боюсь, что зависимо.
– Я поняла, – ответила она, – но все равно ты должен что-то уметь делать хорошо помимо работы – плавать, машину водить, стрелять, целоваться... – Она снова засмеялась.
– Сексом заниматься, – продолжил я ее фразу.
– Ну, так что? – Она извернулась в разложенном кресле и лежала теперь лицом ко мне, положив голову на маленькую синюю подушку.
– Может быть, я еще не определился до конца, – попробовал я уйти от ответа.
– Да, ты просто не знаешь, потому что у тебя работа все время отнимает, некогда остановиться и подумать, – с грустью в глазах сказала мне эта хоть и высокого роста, но все равно еще маленькая девочка.
– Ты так уверенно говоришь. Ты что, уже сталкивалась с этим? – Так и хотелось добавить: «Иначе откуда это в твоей красивой головке?»
– Да, – сказала Настя и повернулась на спину и прикрыла открывшийся плоский живот футболкой, натянув ее на холмики грудей.
На этот раз она не обиделась. И еще оставалось несколько часов, и мы еще говорили, а потом она заснула на своей маленькой синей подушке, которая почти касалась моего плеча, и я подвинул свою подушку к ее, головы наши соприкоснулись, правой рукой я поправил плед и долго смотрел своими открытыми глазами в ее закрытые. Во сне она чуть шевелила губами, один раз улыбнулась, а может, и не один, потому что неожиданно для себя я тоже заснул, проспал не меньше часа и проснулся от дребезжащей суеты – развозимого завтрака. По московскому времени было одиннадцать часов, но по нью-йоркскому – три ночи, поэтому есть не очень хотелось.
– Попроси мне воды, пожалуйста, – сказала проснувшаяся Настя и зевнула. – Извини. Я тебе не мешала спать?
– В смысле, не храпела?
Она хмыкнула в ответ:
– Надо в туалет, что ли, сходить, пока все едят. Умыться, привести себя в порядок.
– Накраситься, – продолжил я.
– Думаешь, надо?
– Думаю, нет.
– Ну и не буду, – она достала из своей коричневой сумки косметичку. – Ну, я пошла?
Это означало, что мне надо встать и пропустить ее. Конечно, она знала, что я смотрел ей вслед так же, как и все остальные, включая толстяка с непрожеванным омлетом. И конечно, была уверена в произведенном эффекте. Потому перед тем, как скрыться за шторкой, отделяющей пассажирский салон, она повернулась и показала мне язык. И человек пять тотчас же обернулись и посмотрели на меня, и ничего не оставалось, как мужественно встретить эти взгляды, раз не успел спрятаться за страницами журнала или просмотром фильма. Кстати, о фильме – надо еще раз изучить список, потому что Ирина спросит, что я смотрел. Эта мысль была неприятна. То есть не мысль об Ирине, конечно, а о том, что придется врать – пусть даже в такой мелочи.
Когда объявили, что самолет снижается, я спросил Настю, встречает ли ее кто-нибудь. Чуда не произошло – ее встречали.
– Хочешь, я позвоню тебе, когда будет время?
– Позвонишь? – Она кивнула утвердительно. – Хочу.