Наш с тобой мир рухнет, рассыплется, вот что случится. Наш с тобой мир, Андрюша!

Он сгреб ее, сжал в объятиях, она попыталась вырваться, но не тут-то было. Из такой хватки запросто не освободишься. Сдавшись и всхлипнув, ткнулась носом ему в плечо. Она ревела навзрыд, плечи конвульсивно дергались. Такой прежде она никогда не была, даже напугала его. И себя тоже.

– Все будет хорошо, котенок, – убежденно сказал он. – Я не позволю случиться ничему плохому. – Андрей поцеловал ее в заплаканное лицо, в мокрые соленые губы. – Даю тебе слово.

Утром она провожала его у военкомата. Никого не стесняясь, они целовались до последней минуты. Не могли надышаться друг другом. В сотый раз признались в любви.

– Отслужу полгода, и к тебе в отпуск на недельку. Потом еще полгода – и опять к тебе, – очень оптимистично пообещал Андрей. – Так у всех бывает. Ты, главное, жди меня, котенок…

Зареванная, Рита поклялась в верности. Обещала писать каждый день. Андрей уверенно сказал, что они поженятся в тот же день, когда он вернется. Хотя можно и в очередной отпуск. Затем была перекличка и команда: «По автобусам!» Призывники уехали. Риту покачивало от горя. Она то и дело хлюпала носом. Ком стоял в горле. Юное сердце готово было разорваться, но не столько от расставания сегодня, сколько от предчувствия беды завтра. Родители Андрея сказали, чтобы она заходила к ним почаще. Рита пообещала.

Как выяснилось уже через неделю, Андрей попал в военно-морской флот. Рита представила его в бескозырке, на фоне бушующего океана, на палубе огромного корабля с артиллерийскими орудиями, и чувство гордости всколыхнуло ее сердце. Но позже ей позвонила мать Андрея, попросила прийти, и Рита стремглав прибежала к ним.

Мать Андрея сказала:

– Писать о таких вещах им не разрешается. Они присягу давали. Андрей передал мне на словах, а я – тебе. Он попал на атомную подводную лодку, сверхсекретную, которая месяцами будет бороздить океаны, и никаких отпусков им не положено. Вот отслужит свои два года, тогда и вернется. – Она вздохнула: – Ну сама подумай, что такое два года? Наши родители своих мужей все четыре ждали с войны и еще не знали, вернутся ли. Но письмо для тебя есть, – она светло и грустно улыбнулась, – там все про любовь. А про любовь, как сказали офицеры, можно и даже нужно.

В тот вечер Рита сидела с его письмом на кровати в своей комнате, потом, прижав его к груди, безмолвно повалилась на бок и поджала к подбородку колени. Так, калачиком, лежала долго-долго. Два года без права увидеться с любимым человеком представлялись воистину вечностью, пропастью, которая так внезапно пролегла между ними.

4

Рита оканчивала десятый класс. Ей только что исполнилось семнадцать. К тому времени у нее уже было достаточно публикаций, чтобы приходить в редакции нескольких городских изданий как к себе домой. Ее недавно приметил местный журнал «Платформа», который уделял внимание острым социальным темам. С начальницей одного из отделов Жанной Елецкой, влиятельной в своей среде дамой лет тридцати пяти, Рита познакомилась на фуршете. Они разговорились, и Жанна предложила посотрудничать с ними. Рита, с ее неуемной работоспособностью и жаждой всего нового, тотчас же согласилась. Тем более что красивая и стильная, остроумная и смелая Жанна показалась юной Рите образцом успешной современной журналистки, какой и она хотела однажды стать. А как, хоть и немного манерно, Елецкая курила длинные черные сигареты! Засмотришься. Таких дам в городской «Вечерке» днем с огнем не сыщешь. Только в крутых журналах.

С одним из заданий вышла особая история. Ей посоветовали написать об парне-фронтовике, прошедшем чеченскую войну и лишившемся в бою ног. Имя у него было такое звучное – Борис Броневой. Теперь, инвалиду, ему приходилось просить милостыню в метро. У Риты сердце сжалось, когда она увидела его в кресле-каталке, с пустыми от колен брючинами. В тельняшке, тощего. Только вот глаза у него бегали как-то странно и блестели чересчур лихорадочно. «Но ведь ему столько пришлось пережить», – подумала Рита.

– Я тут одно кафе знаю, – после короткого разговора сказал парень. – Не посидишь со мной завтра вечером? Там и договорим. Пожалуйста.

Рита не смогла отказать, но сказала:

– Я подружку с собой возьму, хорошо?

Борис пожал плечами:

– Как скажешь.

Вместе с Лерой Ромашовой они оказались следующим вечером в мрачном кафе «Мама, не горюй!», где собирались все местные выпивохи. «Ну и рожи», – прошептала Лера, едва они туда вошли. Борис встретил их немного поддатым, но в чистой рубашке, под которой виднелся уголок тельника, и новых джинсах, подвернутых у колен. Рита села рядом с Борисом – он сам, ловко управляясь с каталкой, отодвинул стул; подружка – напротив. Лера не подавала вида, но морщилась – в кафе смердело. Грязные скатерти; качающиеся, как кораблики на волнах, кособокие столы. Завсегдатаи только подтягивались, подходили работяги. На молодых людей поглядывали косо. Кто-то посмеивался, качал головой. Им принесли пива. Перед Борисом поставили еще и стопку водки. Лера с брезгливостью разглядывала свою кружку, особенно – ободок. Рита, набравшись смелости, отхлебнула. Она журналистка или кто? Все должна попробовать, как вот этот парень, герой, несчастный человек. Все должна испытать.

– За всех друзей, погибших в бою, – бросил калека-Борис и махнул стопку. – Традиция у нас такая, – объяснил он девушкам, закусывая селедкой с луком и хлебом. – У ветеранов.

Рита с пониманием кивнула. Борис взялся за пиво.

– Эх, красотки, ну, красотки! – проходя мимо и тяжело балансируя толстым задом, весело бросила краснолицая немолодая барменша. – И где, Борька, таких нашел, а?

– Не звезди, – огрызнулся боец.

Девушки переглядывались – обстановка была натянутой, Лера просто мучилась, озираясь по сторонам.

– Я только в последний момент того кавказца увидел с гранатометом, – опьянев после двух кружек, рассказывал Борис. – Потом взрыв – и все. – Он так и чертил глазами по Рите, по ее высокой груди, а когда опускал глаза – по бедрам, обтянутым джинсами. – Помню, весь в крови, а в ногах – холод…

После третьей кружки он дотянулся и положил руку на бедро Риты, совсем рядом с низким поясом, и горячо сдавил ее.

– Вы что, Борис? – Рита дернулась в сторону.

– Мы на «ты».

– Ты… что? – повторила она.

– Что-что, разве не ясно?

Лера уставилась на них, еще не понимая, что происходит.

– Ты бы пожалела меня, приголубила, – уперев в Риту темный взгляд обалдевших глаз, выговорил Борис.

– Я так не могу, – замотала она головой.

– А как ты можешь?

– Никак, – ответила она.

– Это почему же – никак? – уже зло спросил калека. – Ног