— Открывай. Не твоего ума дело — важно сказала Тайра. Она — Охотница на Тварей, а Олешка всего лишь один из молодых стражей, нечего его расповаживать. Сегодня они вопросы ей задают, а завтра что?

— Ох, конечно — скрывается из виду Олешка и за воротами раздается лязг, удар, еще лязг и наконец тяжелые створки начинают открываться. Тайра проходит внутрь, отмечая, что под глазами у Олешки темные круги. Опять не спал, думает она, опять молодые по ночам у Айны собираются, да сбродившую грибную настойку пьют. От нее же по утрам голова болит, зачем так делать? И Ларс, если узнает, отправит отхожие места чистить или чего похуже, вот охота им…

— Хорошо сходила? — спрашивает Олешка и переминается с ноги на ногу. Он стесняется. Тайра знает, что нравится ему, как и всем молодым парням из поселения и даже нескольким девушкам. Но Ларс ей разрешил не обращать на это внимания, потому что она Охотница и может не проводить Обряд Плодородия, потому как ей некогда на свидания ходить.

— Плохо сходила — отвечает Тайра, решив все же поговорить с ним, пожалеть его самолюбие. А то опять перепьется грибной настойки с горя.

— Что так? — радуется Олешка, радуется тому, что она все-таки обратила на него внимание и что он может постоять у ворот и почесать языком в свое удовольствие, а ежели кто мимо пройдет, так вообще праздник — как же, обычно нелюдимая Тайра с ним разговаривала.

— Тварь на северо-западе попалась. Почти десять кликов отсюда. Старая Тварь. — Тайра прислоняет копье к стене и аккуратно кладет чужака на гладкое и теплое покрытие, которое начиналось сразу после ворот.

— Надо Грома оповестить. Охотничью партию собрать — беспокоится Олешка, но Тайра усмехается про себя. Вот ради этого момента она и остановилась поболтать у ворот. Она небрежным жестом достает ядро, завернутое в тряпицу и разворачивает ее, выставляя на обозрение янтарное свечение.

— Ого… шепчет Олешка, благоговейно глядя на ядро Твари: — это ты получается… в одного? Да как такое возможно вообще?

— Есть парочка трюков — отвечает Тайра и заворачивает ядро обратно в тряпицу: — подрастешь — поймешь.

— Не — машет рукой страж: — я никогда так не смогу. Ты же Тайра, чего тут… у тебя конечно получается. Чтобы Тварь один на один, на нож взять — это даже Грому не по плечу. Сильная ты. И быстрая. И… красивая… — последние слова он произносит едва слышно, отводя глаза в сторону. Тайра вдруг чувствует потребность приободрить паренька и, сделав быстрый шаг — сжимает его в объятиях.

— Ты чего! — бухтит и краснеет в ее объятиях Олешка, даже делая вид, что хочет освободится. Но Тайра держит крепко, да и он не особо сопротивляется. Он обмягкает в ее руках и позволяет потискать себя.

— Ну пусти, ну хватит — в конце концов говорит он и Тайра отпускает его, напоследок взъерошив ему волосы. Он поправляет прическу и поводит плечами.

— Все будет хорошо, страж ворот — подбадривает его Тайра и тот вздыхает.

— Красивая ты, Тайра, да только не понимаешь ничего — говорит он: — да ладно… ты ко мне как к брату, а я… совсем другого хочу…

— Все люди в Лесу — братья — автоматически отвечает Тайра и задумывается. Братья ли? Эти вот, которые все там и умерли — вели себя совсем не по-братски. Как там Ларс из Кодекса читал — простить ли мне, брата своего до семи раз? Не до семи а до семижды семидесяти. Так написано в Кодексе. Но церковник говорил, что не написано, да и чужак сказал, что такого не помнит. Кстати, вот что в начале было Слово — помнит. А про Лес и людей, которые все друг другу братья — не помнит.

Это что же получается, думает она, разные у нас с ними Кодексы? У церковника — церковный, а у чужака — городской. Хотя Ларс говорит, что Кодекс на то и Кодекс, что един он на всех.

— Ты Ларса не видел? — спрашивает она у Олешки, поняв, что избавить ее голову от вопросов может только старейшина. Все неразрешимые противоречия сходились на нем. Вот пусть и объяснит.

— Не видел — пожимает плечами тот: — может у себя? Тебя, кстати Айна спрашивала… мол когда вернешься и надолго ли…

— Перебьется — коротко отвечает Тайра, взваливая так и не пришедшего в сознание чужака на плечо: — ей одни забавы на уме. Я пошла Ларса поищу, чужака ему покажу, да пара вопросов к нему есть.

— Ну… хорошо. Я тут буду стоять, если что — говорит Олешка грустно. Она уходит от ворот легким шагом, прикидывая, где Ларс может быть. Скорее всего — у себя в Доме.

— Ларс! — говорит она, повышая голос и откидывая тяжелый полог в сторону: — ты тут, старейшина?

— Охотница! Ты вовремя! — слышится дребезжащий голос старейшины и она идет на этот голос. Еще один полог откинут и вот она уже в опочивальне Ларса. Сам старейшина лежит на меховых шкурах, бледен и вял. Трубку курит.

— Добра тебе, старейшина — Тайра кладет на шкуры чужака. Чужак делает вид, что все еще без сознания, но она видит, как дрожат его ресницы и как глазные яблоки поворачиваются под веками на звук голоса.

— И тебе добра, Охотница. Что это ты мне сегодня принесла? Начала на людей в Лесу охотиться? — старейшина улыбается уголками рта, аккуратно придерживая трубку слабеющими руками. Совсем слаб стал, думает Тайра, его бы подлечить как следует, был бы он Тварью, вставили бы ему новое ядро и как новенький стал бы. Жаль с людьми такое не работает.

— Почти — говорит Тайра и вспоминает что оставила окровавленное копье у ворот, забыла. Ну и ладно, у нее есть чем подтвердить свои слова. Она скидывает рюкзак и копается в нем. Вот она, странная штуковина, которая метает огонь и металл, которую держал в руках воин по имени Капитан. Правда, когда она метнула копье, она поломала эту штуковину пополам, но все же. Она достает остатки оружия Капитана и кладет его перед Ларсом. Он смотрит на обломок и становится еще бледнее.

— Где ты это нашла? — спрашивает он: — как?

— Тварь. Северо-запад, десять кликов. — начинает объяснять она. Ларс привстает со шкур и кряхтя берет в руки обломок странного оружия. Выслушивает ее. Бросает быстрый взгляд на чужака.

— Вера! — повышает он голос и в покои вбегает Верунчик, мелкая помощница Ларса, дармоедка живущая рядом, со всеми своими веснушками и поцарапанными, острыми коленками.

— Звали? — спрашивает она и нервно косится то ли на Тайру, то ли на чужака, который продолжает притворятся. Верунчик ее побаивается и поделом. Нечего на праздники черешню воровать, она предупреждала что отшлепает.

— Зови сюда Грома. Быстро! И как придет — чтобы ни души