Проснувшись ночью, она собралась было сходить попить, либо же просто побродить по дому в темноте, что она делала довольно часто, но не пошла, испугавшись, что опять услышит плач Иена, не сдержится и зайдет к нему. Но потом Роз обнаружила, что он сам в темноте по ошибке зашел в ее комнату и вцепился в нее, как в спасательный круг во время шторма. Она даже представила себе те семь черных камней в темноте, похожих на гнилые зубы, бьющиеся о них волны и водопады белых брызг…

На следующее утро Роз сидела за столом в комнате с выходом на веранду, где чувствовался аромат моря и слышался успокаивающий и убаюкивающий плеск волн. Приплелся Том, только из постели, от него еще пахло юношеским сном. «А где Иен?» — поинтересовался он. Обычно он не спрашивал: они могли спать до полудня.

Роз размешивала кофе в чашке, крутила ложечкой и крутила, не глядя на сына. «В моей кровати».

Прежде на это никто бы не обратил внимания, поскольку в их «расширенной семье» вполне было принято, чтобы матери и мальчики, или обе женщины, или любой мальчик с любой из женщин прилегли бы вместе — поболтать или отдохнуть, или даже два мальчика, даже с Гарольдом, когда он приезжал.

Но теперь Том уставился на нее поверх своей тарелки, на которую еще ничего не положили.

Роз приняла его взгляд и взглядом же ответила, как кивком.

— Боже! — воскликнул Том.

— Да, — ответила Роз.

Забыв о тарелке и неналитом соке, Том подскочил, схватил со стенки веранды плавки и бросился в сторону моря. Один. Хотя обычно он звал с собой Иена.

Том не появлялся целый день.

Вообще были каникулы, но он, видимо, пошел на какие-то внеурочные школьные занятия, которыми всегда пренебрегал.

Лил не было, она судила на каких-то соревнованиях и возвратилась только к вечеру. Она пришла к Роз и заявила: «Роз, я без сил. Есть что поесть?»

Иен сидел за столом, напротив Роз, но не смотрел на нее. Перед Томом стояла тарелка. Он заговорил с Лил, как будто, кроме них, никого не было. Она сама этого практически не осознала, поскольку слишком устала, но остальные-то двое заметили. Том вел себя так до конца ужина, а когда Лил сказала, что пойдет спать, что совершенно измотана, он встал и ушел с ней в темноту.

На следующее утро, позже обычного, Том перешел через дорогу и застал Роз за столом: та сидела, как обычно, в удобной и беззаботной позе, в небрежно повязанном парео. Он смотрел не на нее, а вокруг нее, на комнату, на потолок сквозь делириум счастливого свершения. Роз даже гадать не пришлось; она уже знала, ведь именно такой же дымкой был окутан всю ночь и Иен.

Том бродил по комнате, колотя по всему, что попадалось под руку: по подлокотнику кресла, по столу, по стене, потом разворачивался и лупил по креслу, стоявшему рядом с ней, как школьник, неспособный сдерживать свою силу молодецкую, но сразу останавливался, смотрел перед собой, думал, хмурился — как взрослый. Потом резко разворачивался, подлетал к матери, опять — как школьник, воплощение смеха и хитрости. После чего наступило смятение — он не был уверен в себе, в матери, которая сначала покраснела, потом побелела, потом встала и дала ему пощечину, от души, по одной щеке, по другой.

— Не смей, — прошептала она, дрожа от ярости. — Как ты можешь…

Сын присел, закрыл голову руками, защищаясь, поднял глаза на нее, лицо скривилось, как у готового заплакать мальчишки, но он взял себя в руки, распрямился, посмотрел на нее и извинился, хотя ни он сам, ни она, не могли бы точно объяснить, за что «извини» и что «не смей». Не говорить и не выдавать лицом то, что он прошедшей ночью узнал о женщинах — благодаря Лил?

Он сел, опустил лицо на ладони, потом вскочил, схватил купальные принадлежности и побежал к морю, которое в то утро было похоже на ровную голубую тарелку с каймой из ярких домиков, которые стояли на противоположном изгибе бухты, обнимающей залив.

Том в тот день домой не вернулся, он снова пошел к Лил. Иен спал допоздна — ничего необычного. Ему тоже было трудно на нее смотреть, но она понимала, что ее вид, до боли знакомый и в то же время полный новых мучительных откровений, был для него просто непереносим, так что он тоже схватил полотенце и плавки и убежал. Вернулся он, только когда стемнело. Она сделала какие-то дела по мелочи, позвонила кому-то по работе, занялась приготовлением еды, какое-то время мрачно стояла, рассматривая дом напротив, не подававший никаких признаков жизни, а потом, когда пришел Иен, подала ужин на двоих, и они пошли в кровать, предварительно заперев все двери — такого на их памяти давно не бывало.

Прошла неделя. Роз сидела за столом в одиночестве, с чашкой чая, когда в дверь постучали. Она понимала, что не реагировать нельзя, хотя она бы с удовольствием и дальше жила в этом сне или наваждении, так внезапно охватившем ее. Она натянула джинсы с футболкой, чтоб хотя бы выглядеть поприличнее. Открыв дверь, она увидела дружелюбное и любопытное лицо Сола Хатлера, жившего через пару домов от Лил, с ним у них были хорошие отношения. Пришел он потому, что Лил ему нравилась, и он хотел бы на ней жениться.

Сол сел, согласился выпить чаю, Роз выжидала.

— Давно не виделись, а Лил не открывает.

— Ну, в школе сейчас каникулы.

Но обычно она с мальчиками — Лил с мальчиками — много времени проводила, сидя за столом возле дома, и люди махали им с улицы.

— Парнишке, Иену, нужен отец, — решил зайти с этой стороны Сол.

— Да, нужен, — сразу же согласилась Роз: за последнюю неделю она хорошо поняла, насколько ему нужен отец.

— Я уверен, что смогу им стать — насколько Иен мне позволит.

Сол Хатлер был хорошо сложен и не выглядел на свои пятьдесят лет. Он управлял сетью магазинов для художников: краски, холсты, рамы, все такое, с Лил они близко познакомились во время совместной работы в городской торговой ассоциации. Роз и Лил соглашались в том, что он стал бы хорошим мужем — если бы он был нужен хоть одной из них.

Роз сказала то же, что говорила и ранее:

— Не лучше ли тебе поговорить об этом с самой Лил?

— Я говорю. Но ее от меня, наверное, уже тошнит, от моих притязаний.

— И ты хочешь, чтобы я тебя поддержала… в твоих притязаниях?

— Вроде того. Я считаю себя неплохой партией, — с улыбкой сказал Сол, подтрунивая над собственным хвастовством.

— Я тоже думаю, что ты был бы неплохой партией, — смеясь, согласилась Роз, ей нравился этот флирт, если это был он. После недели плотской любви флиртовать ей было так же легко и приятно, как нежиться в постели. — Но проку от этого никакого, тебе ведь нужна Лил.

— Да. Я давно, очень давно положил на нее глаз.

То есть еще до того, как его собственная жена ушла к другому…

— Но она лишь смеется надо мной. И вот почему, интересно? Я ведь серьезный парень. А ребята сегодня где?

— Плавают, наверное.