Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так принято в Ахоруне: до восемнадцати лет ты считаешься ребенком; тебе дозволены любые капризы. После восемнадцати лет ты считаешься взрослым и учишься ответственности. На тебя возлагается часть бремени содержания семьи или вся, если родители преклонного возраста. При этом, бороду позволено ставить, когда мужчина становится отцом. Если тебе пятьдесят и ты бездетный, с длинной бородой тебя никто не примет всерьёз.
«Строгие правила — залог развития общества и государства», так говорили былые султаны.
Дворовая баня возведена вдоль правой стены от дома — частично из камня и дерева. Умывальная комната была первой из трёх. Азим вошел туда, прикрыв дверь наполовину, чтобы утренний свет хоть немного осветил темное прохладное помещение. В этой умывальне на каждом углу висели подсвечники с зеркалом для отражения света. Юноша зажег только две свечи — те, которые осветили бы ему раковину, подвесные ящики с инструментами гигиены и зеркало, чтобы он смог видеть свое отражение ясно.
С левого ящика Азим достал опасную бритву из бычьего ребра. Лезвие было хорошо заточено и одним нелепым или неуклюжим движением можно было легко глубоко порезаться. Юноша вспенил мыло в чашке, обмазал своё лицо и уставился на бритву. Он пока не умел хорошо бриться, хотя отец не раз показывал, как надо держать бритву. Для уверенности Азим зажег еще одну свечу, которую достал из правого верхнего ящика, и поставил на столешницу возле раковины. Теперь он мог отчетливо видеть свое отражение. Он закрыл пробкой каменную раковину и открыл медный краник, чтобы вода наполнила её до нужного объема. Вода текла через медные трубы из бочки, что установлена над баней. Они наполняют её дождевой водой и добавляют горный кварц для очистки. Летом же бочку наполняют речной водой.
Посмотрев на себя после бритья, Азим с улыбкой вспомнил дядю Адхама4 — старшего брата отца.
— «Ну надо же! Совсем другой человек», — сказал бы он сейчас, а вот его отец место слов чаще использует взгляд — одобрительный или укоризненный, последнего боялись не только сыновья Аъзама, но и его подчинённые.
Положив все на свои места, Азим потушил свечи, вышел из умывальни. Расправив тунику, он пошел к старой грузовой повозке, запряженной двумя лошадями. Она нужна ему, чтобы пополнить семейные запасы продовольствия. Повозка стояла у ворот. На её левом борту висел распашной камзол с короткими расшитыми рукавами, подолом и воротом.
— Хочешь со мной?! — спросил Азим, надевая грязный камзол у брата, который расчесывал отцовского коня в конюшне напротив бани.
Конюшня, амбар, сарай и другие хозяйственные сооружения стоят в ряд слева от дома. До них от ворот двадцать шагов, и тянутся они до самой середины двора. Позади дома до дальней стены у них сад и огород, где Зарина ведёт свое собственное маленькое хозяйство. Она выращивает фруктовые деревья, из числа яблони, абрикоса, хурмы, персиков, а также кукурузу и подсолнух, из которого сама делает масло.
Конечно же, не обошлось и без виноградника! Виноградные лозы привязаны к семи деревянным резным колоннам, которые на высоте трех газов изгибались в изящные арки. По ним ветки распространились точно паутина, раскидывая свои листья. Под перголой у стены расположен большой топчан, на котором их семейство частенько любило принимать гостей и обедать в приятные солнечные дни.
— У меня тренировка, — ответил Рауф и пошёл за сеном для лошадей.
Азим промолчал и направился к рабочим лошадям, чтобы вывезти их из стойла. Его брат с шести лет занимается борьбой и преуспевает в этом. Последние два года Рауф пытается попасть в сборную султана. Азим же никогда не проявлял интереса ни к борьбе, ни к другим видам спорта, где нужно махать кулаками и ногами. Юноша ни разу ни с кем не дрался, а точнее не давал сдачу. Он предпочитал улаживать конфликт словами, из-за чего пару раз возвращался домой с синяками или разбитой губой. Даже Рауф, несмотря на разницу в возрасте и росте, может легко сбить Азима с ног и повалить его на лопатки. Потому Азим не стал настаивать. Он запряг лошадей в повозку и пошёл к воротам. Открыв ворота, Азим вернулся за лошадьми. Он взял их за вожжи и вывел повозку за ворота. Затем юноша вернулся, чтобы закрыть ворота. Азим толкнул сначала одну створку — та встала на прежнее место, и с опущенной головой пошел ко второй. Подводя вторую створку к первой, Азим поднял голову прежде, чем закрыть её. Он заметил отца, стоявшего у порога. По его сдержанной улыбке Азим понял, что отец рад тому, что сын послушался.
— Удачного дня! — громко пожелал Аъзам.
— Спасибо! До вечера! — Азим с улыбкой махнул правой рукой и закрыл вторую створку. Он сел на повозку и поехал на поле…
Запах той самой стряпни робко коснулся носа юноша, а его пустой желудок уже искушал её вкус.
Прибыв на поле, Азим оставил повозку рядом с другими телегами и повозками, отпряг лошадей и отвёл их к коновязи, которая представляла собой жердь с опорами, пригвожденную к стволам двух тутовников, растущих в сорока шагах друг от друга. Это прогалина служит стоянкой телег и отдыха лошадей. Рабочие, приезжающие на поле на лошадях, привозят с собой сено — они не дают лошадям пастись, дабы те не пожрали урожай, и ведро, которое они наполняют водой из маленькой речки.
Азим также позаботился привезти сено в телеге. Он выгрузил его перед лошадьми и взял ведро, чтобы наполнить её водой. Когда он направился к ближайшему берегу ручья, его желудок предательски заурчал. Подавшись чувству голода, Азим сменил направление и пошёл в сторону небольшой прогалины в двадцати газах от коновязи, окружённой дубами и тутовниками.
— … на запад и северо-запад от Арружа дальше, чем на семь, восемь фарсангов ходить нельзя, — донёсся до Азима негромкий остерегающий голос Рахмона-ака.
Азим увидел пять рабочих, собравшихся вокруг старика. Юноша понял, что тот снова рассказывает свои сказки. Он ускорил шаг, подумав, что, возможно, мог, пропустить что-нибудь интересное…
— Поэтому, если вы решили