— Рощина Анна Алексеевна? — для порядка спросил старший от МЧС.

— Да.

— Вы работаете в том же агентстве?

— В аккредитации все прописано.

— Вы тоже внесены в список на второй рейс, — сухо заметил эмчеэсник, возвращая девушке документы. — Горячее питание закончилось. Я распоряжусь, чтобы вам выдали сухой паек.

— Когда вылет, командир? — следуя за эмчеэсником в открывшуюся в браме дверь, спросил Котов. — Погода-то вроде улучшается?

— Второй борт по метеоусловиям с полдороги завернули в Москву.

— Что?!

— То, что слышали. Список первого рейса сформирован, вас в нем нет. Полетите на втором самолете.

— И как долго нам придется ждать? — спросила девушка.

— Раньше утра наш второй «ильюшин» не прилетит. Да и то, если местные синоптики не соврали про намечающееся улучшение погоды.

Зрелище, которое открылось фрилансерам, когда они прошли внутрь просторного терминала, более всего напоминало цыганский табор. Помещение наполнено гулом голосов; между скамейками и пластиковыми стульями носятся дети. Молодые люди прошли между рядами скамеек и пластиковых кресел — эту мебель, по-видимому, привезли сюда из основного здания пассажирского терминала. Все наличные сидячие места заняты. А если и не заняты, то на них разложены вещи — одежда, или пакеты, или еще что-нибудь. Наконец Котов поставил сумки на пол.

— Мать, следи за вещами!..

Анна открыла свою дорожную сумку. Пока она копалась в ее внутренностях, успел вернуться напарник — с двумя белыми пластиковыми креслами.

— Хреново… похоже, придется здесь до утра куковать, — сказал он. — Знал бы, прихватил бутылку чего-нибудь покрепче минералки.

Котов, протерев — скорее, обмахнув для виду — сиденье и налокотники пластикового кресла, подвинул его к напарнице.

— Присаживайся, мать!.. А как подумаешь, — продолжил он прежнюю мысль, — так и ладно… Уже завтра будем в Москве, а там можно будет и расслабиться!

— Вряд ли нас выдернули для того, чтобы мы могли «расслабиться»… — задумчиво сказала Анна.

— Ну, значит, «расслабят» нас с тобой. Хотя понятия не имею, за что — вроде бы никаких крупных косяков за нами пока не числится.

Анна выудила из сумочки тюбик помады — лечебно-косметической. Анатолий достал из бокового отделения баула пакет с сухой колбасой, зеленью и купленными еще утром на одном из базарчиков Масиафа лепешками.

Но перекусить они не успели: все вокруг них вдруг пришло в движение…

Послышались громкие голоса на русском и на арабском. Женщины принялись созывать детей; взрослые спешно надевали верхнюю одежду и упаковывали разобранные вещи. Самые расторопные, подчиняясь командам, уже направились к открытым настежь воротам грузового пакгауза…

— Похоже, дали добро на вылет, — сказал Котов.

Он хотел добавить еще что-то, но в этот момент к ним подошли двое: уже знакомый им старший по линии МЧС и мужчина в летной форме, но тоже с нашивками Минчеэса.

Старший, остановившись возле них, продолжал еще какое-то время общаться с кем-то по спутниковому телефону:

— Ясно… — бросил он в трубку. — Так точно. Решим вопрос, не сомневайтесь… Слушаюсь! До связи.

Закончив разговор, он посмотрел на фрилансеров. Задумчиво почесав переносицу, сказал:

— Чего ждем, господа журналисты? Отдельного приглашения?

На него уставились две пары глаз.

— Командир, вы же сами сказали, что нас нет в списке пассажиров первого борта, — удивленно произнес Котов. — Вот мы и сидим на попе ровно.

— Приказ поступил… велено взять и вас тоже.

Старший МЧС повернулся ко второму пилоту.

— Максимыч, место для еще двоих найдется? Или оставим кого-то из «списочных» дожидаться второго борта?

— Не надо никого из-за нас высаживать, — сказала Анна.

— А вот это предоставьте решать нам.

— Тут женщины и дети! Если вы кого-то высадите, мы не полетим.

Пилот, улыбнувшись симпатичной журналистке, добродушным тоном сказал:

— Не сердись, красавица… все полетим. Как говорится — в тесноте, да не в обиде.

Он подмигнул; затем, оставив удивленных столь неожиданным разворотом фрилансеров, поспешил к замешкавшимся беженцам.

— Граждане, поторопитесь! — напрягая голосовые связки, призвал летчик. — Окно открывается! Даже не окно… форточка! Всем на выход! И внимательней, чтобы потом не было крика, что забыли что-то!..

В четверть девятого вечера от моря задул ровный свежий ветер. Быстро крепчая, он погнал клубы тумана от средиземноморского берега к сирийскому плоскогорью.

Воздушный лайнер МЧС, нагруженный под завязку беженцами и их нехитрым скарбом, поднялся в воздух с ВВП аэропорта Latakia Bassel Al-Assad International и взял курс на далекую северную страну.

Анна чувствовала себя неважно: последние несколько дней сплошь на нервах. Да и по части сна она во время этой командировки сильно не добирала. Думала, что едва усядется в кресло, едва они взлетят, как она сразу уснет. Но не тут-то было: сон улетучился, растаял, как растаял туман, окутывавший весь день взлетную полосу аэропорта.

Зато Котов, сидящий через два ряда от нее, сразу «выключился». Храпит так, что чей-то мальчишка, пацаненок лет шести, которого ему выделили в нагрузку, — сидит на коленях у Анатолия — периодически вздрагивает и испуганно водит по сторонам оливковыми глазенками. Вот же нервы у человека… стальные канаты.

Анну посадили в ряду с двумя незнакомыми женщинами — возле иллюминатора. У нее тоже на руках чужой ребенок. Девочка лет трех. По-русски почти не говорит, лепечет по-арабски. Сначала пугалась, просилась к матери. Но потом пригрелась, умостилась и уснула… Дети есть дети; некоторым из них, вполне возможно, доводилось слышать звуки стрельбы, грохот разрывов мин и снарядов. И видеть такое, от чего у взрослых кровь в жилах стынет.

В салоне, как в пчелином улье, накладываясь на ровный гул двигателей, взволнованное жужжание. Взрослые, кроме разве что Котова, бодрствуют. Разговаривают взволнованно, но негромко, как те две женщины, что сидят в одном с Анной ряду. У той, что ближе к ней, грудной ребенок. Младенец двух месяцев от роду. Сестричка девочки, что прикорнула на руках «журналистки».

У другой женщины тоже ребенок на коленях, и тоже малыш — года полтора мальчику. Общаются они на странной смеси слов из нескольких языков — русского, украинского и арабского. По уровню владения последним чувствуется, что в Сирии прожили не один год.

Анна не прислушивалась к их разговору. Лишь отметила про себя, что эти две молодые женщины, практически ее ровесницы (ну, может, на пару лет старше), давно знакомы и имеют в Сирии какую-то общую родню.