понимаете! Рутина бывает не только бытовой, но и эмоциональной.

– То есть вашу жену эмоционально угнетали какие-то привычки ваши или вашего сына?

– Не в этом дело!

– Вы часто ссорились?

– Мы вообще не ссорились!

– Разрешите вам не поверить, – вздохнул следователь. – Невозможно никогда не ссориться. Даже между безумно любящими друг друга людьми время от времени возникают какие-либо шероховатости.

– Значит, мы с Леной были исключением из правил. У нас не было ссор. Мы вообще понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда.

– Идиллия, – вырвалось у следователя.

– Что вы сказали? – переспросил Андриевский и посмотрел на следователя непонимающим взглядом.

– Так, ничего, сделал для себя пометку и нечаянно произнес вслух, – ответил Наполеонов.

Андриевский посмотрел на следователя с нескрываемым осуждением. Ему вдруг пришло в голову, что следствие начнет рыться в грязном белье его жены. Но и перерыв его, не найдет убийцу.

«Что же делать? – взметнулась в голове Андриевского паническая мысль. – Куда бежать? Кого просить о помощи? Олег! – вспомнил он о сыне, и сердце его сжалось от боли и ужаса. – Как их мальчик перенесет гибель матери? Ведь ему всего лишь двадцать лет. Вроде бы и взрослый, но какой ранимый».

Вопрос следователя выдернул его из внутреннего мира.

– Как часто ваша жена ночевала в своей квартире?

– Не очень часто, – ответил Андриевский.

Наполеонов сделал вывод, что все-таки и не так редко, как хотелось бы супругу.

– А вы, значит, зарабатываете себе на хлеб с маслом грузовыми перевозками? – спросил Наполеонов.

– Не только на хлеб с маслом, – поправил Андриевский.

– То есть вы полностью содержите семью?

– Естественно.

– Тогда я вернусь к прежнему вопросу, ответ на который я так и не получил, что же заставляло вашу жену заниматься репетиторством?

– Это трудно объяснить, – замялся Андриевский.

– А вы попробуйте, – предложил следователь.

– Лена была гордой женщиной. Ей хотелось вносить свою лепту в наш семейный бюджет. И потом, ей нравилось заниматься с детьми.

– Хорошо, будем считать, что ответ принят, – проворчал следователь. – Теперь, Эммануил Захарович, припомните, были ли у вашей жены враги?

– Враги? – сделал удивленные глаза Андриевский, потом покачал головой. – Нет, не думаю.

– Может, у вашей жены с кем-то были ссоры? Конфликты? Ей кто-то угрожал?

– Если только Маковы, – неуверенно проговорил Андриевский и тут же отмел свои собственные предположения: – Но это ерунда. Давно все разрешилось.

– То есть?

– Мать мальчика и сам мальчик жаловались на то, что Лена занижает ему оценки.

– Это правда?

– Что «правда»?

– Что ваша жена занижала ученику оценки?

– Нет конечно! – возмутился Андриевский. – Маков сам стал хуже готовиться к урокам. А Лена всегда была объективной. Но потом он поднажал, и оценки снова стали высокими. При чем здесь моя жена?

– Действительно. Больше они не жаловались?

– Нет.

– Эммануил Захарович, ваша жена вам что-то рассказывала о Емельяне Юрьевиче Крысинском?

– Нет. А кто это? – удивленно протянул Андриевский.

– Это сосед вашей жены, вернее, он проживает в том же подъезде, где квартира вашей жены. Судя по всему, он приставал к ней.

– Приставал? – с изумлением спросил Андриевский.

– А что вас, собственно, удивляет?

– Моя жена не такая женщина, к которой можно приставать! – отрезал Эммануил Захарович.

– То есть? – настал черед удивляться следователю.

– Понимаете, она очень строгая, я бы сказал даже, суровая.

– Крысинского это не остановило. Может, потому, что он алкоголик.

– Алкоголик? – еще больше удивился Андриевский. – Что нужно было этому человеку от Елены?

– Судя по всему, он хотел взаимности.

– Какой еще взаимности? – продолжал не понимать Андриевский.

– Если верить соседям, ваша жена нравилась Крысинскому и одновременно раздражала его.

– Ничего не понимаю!

– Пока Крысинский – единственный подозреваемый в убийстве вашей жены.

– Но за что он ее мог убить?

– За то же, за что Отелло убил Дездемону.

– Но там совсем другая ситуация! Не морочьте мне голову! Не мог какой-то Крысинский ревновать мою жену!

– Почему? – спросил следователь.

– Потому, что это абсурд! – вырвалось у мужчины.

– Не скажите, Эммануил Захарович. А где сейчас ваш сын?

– В институте! Где ж ему еще быть. Только ради всего святого, не ходите к нему! И не звоните. Позвольте мне самому переговорить с сыном.

– Да, конечно, – не стал возражать Наполеонов.

Он решил пока больше не теребить Андриевского и дать ему хотя бы немного прийти в себя.

Следователь был уверен, что мужчина был глубоко потрясен и еще полностью не осознал всей тяжести обрушившегося на него несчастья.

– Эммануил Захарович, – тихо проговорил он, – назовите мне номер школы, в которой работала ваша жена, и адрес учебного заведения.

– Да, конечно, – так же тихо ответил Андриевский. Взял со стола лист бумаги и, записав то, что просил следователь, пододвинул листок к нему.

– Спасибо, до свидания. – Наполеонов поднялся с насиженного кресла, которое ему не хотелось покидать. Он только сейчас почувствовал, как сильно устал.

– До свидания, – прошелестел Андриевский, который уже снова ушел в свои мысли.

* * *

Вернувшись домой, Андриевский застал сына за приготовлением жареной картошки.

– Ты чего сам? – машинально спросил он.

– Тамара Михайловна выпила таблетку и прилегла, у нее голова разболелась. Пап, ты не знаешь, когда мама вернется? Я звонил ей, но абонент вне доступа.

– Так и должно быть, – обронил Эммануил Захарович.

– Что ты этим хочешь сказать? – удивился сын.

– Олег, сними, пожалуйста, сковороду с огня и сядь. Нам нужно поговорить.

Увидев выражение отцовского лица, парень не стал возражать, выключил огонь под сковородой и сел напротив.

– Что случилось, папа? – спросил он.

– Мама больше не вернется, – проговорил Андриевский, не глядя на сына.

– Что значит не вернется? – удивился парень. – Она что, бросила нас?

– Можно сказать и так, – кивнул мужчина.

– Папа! Я тебя не понимаю! Ты можешь выражаться яснее? – повысил голос сын.

– Могу, – кивнул отец, – твою маму убили.

– Что значит убили? – Лицо сына вытянулось от удивления.

– То и значит. Ее обнаружили мертвой сегодня утром в ее квартире.

– Это неправда! – голос сына сорвался на крик. – Скажи, что это неправда! – требовал сын. А потом неожиданно для отца закрыл лицо руками и разрыдался.

Как и предполагал Наполеонов, дело это было поручено ему.

Едва он, отоспавшись, переступил порог кабинета полковника Солодовникова, как тот сообщил:

– Саша, поручаю это дело тебе. Ты уже в курсе и на месте преступления первым оказался, и с Андриевским успел побеседовать.

Наполеонова так и подмывало сказать, что на месте преступления первым побывал преступник, но он благоразумно решил не умничать, поэтому ответил:

– Хорошо, Федор Поликарпович, я понял.

– Вот и лады, – удовлетворенно кивнул Солодовников.

От полковника Наполеонов направился к эксперту:

– Здорово, Афанасий Гаврилович! Чем порадуешь?

– Здравствуй, Александр Романович! Не знаю, обрадует ли это тебя, но Крысинский не наступал на лилии.

– Это еще почему?

– Вероятно, он поднял те, что лежали уже с раздавленными стеблями. Его ДНК на стеблях есть, так как он их трогал, но на подошвах его ботинок нет следов сока лилий.

– Но он мог ее толкнуть, не наступая на цветы!

– Может, и мог, – флегматично отозвался Незовибатько.

– На осколках вазы есть следы чьих-то пальцев?

– Только самой Андриевской. Кроме Елены Валентиновны, никто эту вазу больше в руках не держал.

– Выходит, что она схватила вазу и хотела использовать ее для самозащиты. Но не успела.

– Судя по всему, это так, – согласился эксперт. – Следы интимной близости на простынях из спальни