И тут раздался писклявый голос:

– Детектив-констебль…

Я сразу понял, что попался. Перепуганный до смерти, я два часа просидел под дверью суперинтендантского кабинета. Моя первая беседа с Паррсом началась с того, что он пригласил меня войти, велел мне сесть, а дальше избрал совершенно типичную для себя тактику.

Молчал.

Мы сидели в тишине, пока она не стала невыносимой. Я рассказал ему свою версию случившегося и признал, что, видимо, этим и закончится моя еще не начатая карьера. Он выслушал мои заверения, не стал разубеждать, а откинулся в кресле и с некоторым интересом посмотрел на меня.

И снова этот шотландский акцент.

– Думаешь, для тебя правила не писаны, Уэйтс?

– Сатклифф…

– С ним я разберусь. Я тут глянул на твое личное дело. В целом все нормально, кроме странной склонности к работе в одиночку. Возможно, ты мне и нужен.

– Сэр?

– Говоря начистоту, сынок, варианта у тебя два. Советую выбрать первый.

Я ждал.

– Я прямо сейчас отстраняю тебя от должности. Выдвигаю обвинения. Возбуждаю уголовное дело и отправляю тебя в тюрягу. Да, и сообщаю газетчикам, что ты – продажный полицейский. На службу тебя больше не возьмут.

– А второй вариант?

– Сделаешь для меня кое-какую работенку. В управлении уже всем известно, что ты натворил. К обеду слухи разлетятся по всему городу. Из этой ситуации можно извлечь пользу.

– Каким образом?

Он подался вперед:

– Мне очень нужен человек с такой репутацией.

Он обрисовал свой план.

Ни для кого не было секретом, что кто-то из полицейских продался Зейну Карверу. Уже несколько лет вещественные доказательства таинственным образом исчезали, а облавы на Карвера не приносили результатов. Мне предстояло узнать, кто из сотрудников полиции на него работает. Сделать вид, что я еще хуже, чем они. Слить Карверу ложную информацию и заманить в ловушку.

– В любом случае до суда тебя отстранят от работы. Никаких расследований. Гуляй сколько хочешь. Заводи дружбу с криминалом. – Улыбка Паррса походила на акулий оскал. – Если правильно провернешь дельце, все обвинения тут же исчезнут…

– Но вы же советуете мне выбрать первый вариант.

– Первый лишит тебя карьеры. А второй может лишить тебя жизни.

– У меня есть время на размышления?

– Знаешь, начну-ка я составлять протокол. – Он взял ручку, щелкнул колпачком. – Если не хочешь в тюрьму, так и скажи, пока я не исписал страницу.

В первом варианте не было ничего хорошего, но тюремная камера пугала больше. Я вырос в детском доме. Мне на всю жизнь хватило казенных коек, столовок, отбоя и подъема по команде. Я посмотрел на Паррса. Он писал быстро. Лист заполнялся словами – «сговор», «коррупция», – и я понял, что выбора у меня нет.

– Согласен, – произнес я.

Я думал, что ничего другого мне не оставалось. Сначала мне даже понравилась идея затеряться среди людей Франшизы. Суперинтендант Паррс панически боялся, что меня раскроют. О том, что я – подсадная утка, знали лишь трое.

Я отказался от квартиры, сдал вещи на хранение. Переехал в центр города, чтобы быть в гуще событий. Следовал из бара в бар за людьми Франшизы. Долго придумывал, что именно сказать знакомым из моей прежней жизни. Предупредил девушку, с которой спал, что, мол, на время уезжаю. Она рассмеялась и принялась собирать вещи.

– Уезжаешь? Да тебя тут на самом деле никогда и не было.

Я перестал появляться на работе. Исчез. Обо мне напечатали статьи в газетах, и все поверили тому, что было в них написано.

Коррумпированный детектив Эйдан Уэйтс.

Мой мозг лихорадочно работал, сопоставляя обрывки информации. Я покрутил в руках карточку, оставленную Кэтрин. Приглашение на закрытую вечеринку в Фэйрвью. В дом Зейна Карвера. Можно пойти туда, поискать Изабель Росситер.

Я нашел бутылку вина и надел куртку. От спидов тут же наступил приход. Я постоял у окна, глубоко дыша и глядя на бесконечные ряды зданий.

Пятьдесят этажей немигающих освещенных окон.

Я постучал в дверь.

Здание сотрясали басы, ритмичные, как биение сердца. Каждое подрагивание окон и стен словно бы понемногу накреняло дом ко мне. Грохот стереосистемы привлекал зевак, которые не решались постучать в дверь, а толпились на подступах к дому, глядя на меня как на своего предводителя.

Фэйрвью находился на границе между Уэст-Дидсбери и Уитингтоном – двумя самыми богатыми пригородами. Особняк казался отпрыском какого-то аристократического семейства зданий, взращенным на всем лучшем. Я поудобнее ухватил бутылку красного и несколько раз долбанул донышком в дверь.

Мне открыла девушка в черном вечернем платье. Больнично-бледное лицо, натуральные рыжие волосы. Она что-то сказала, но грохот музыки заглушил ее слова. Глаза, обрамленные густо накрашенными ресницами, классическое черное платье и беззвучное движение губ превратили девушку в звезду немого кино. Я обомлел и растерянно смотрел на нее. Наверное, она привыкла к такой реакции, потому что взяла у меня визитку и жестом пригласила войти.

Я шагнул за порог, в какой-то сгущенный, плотный воздух. В доме царило безумие: громкий смех, мелькание рук, ног. Всюду, куда ни глянь, танцевали и целовались разгоряченные, потные люди. Я хотел было поблагодарить рыженькую, которая меня впустила, но она уже отошла и оживленно беседовала с каким-то парнем.

Как и следовало ожидать, я, почти тридцатилетний, выделялся в толпе тех, кому было едва за двадцать.

Кэтрин нигде не было, но мое внимание привлекла другая. Она стояла справа, чуть поодаль от танцующих, и всем своим видом выбивалась из общей массы. Панковская яркая белизна, сменившая натуральный цвет волос, обрамляла знакомое привлекательное лицо. Нарочито взрослый прикид не скрывал стройной и изящной фигурки семнадцатилетней девушки. Она рассеянно смотрела вокруг, пожевывая прядь волос и привлекая к себе недвусмысленные взгляды молодчиков чуть постарше.

Изабель Росситер.

Она беспрестанно теребила легкий бахромчатый шарфик на шее, будто проверяя, на месте ли он. Ее отец сказал, что она пропорола шею ножом. Видимо, шарфик скрывал шрам.

Я отошел от двери, бормоча нечто вроде благодарности за позволение войти, и с робкой надеждой посмотрел на рыжую. Она ответила равнодушным взглядом красавицы, к ногам которой ежедневно валятся сотни парней. По-приятельски кивнув Изабель Росситер, я двинулся дальше.

Холл был набит людьми, и я проталкивался между ними, заставляя расступаться море бухих двадцатилетних юнцов с бутылками в руках. У многих глаза остекленели от «восьмерки», но главной движущей силой вечеринки был экстази. «Пятерочка», как его называли. Я был явно лишним среди танцоров в соседней комнате, слишком устал, чтобы бороться с пьяным приливом в холле, а пробиться на второй этаж было невозможно. Лестницу полностью оккупировали парочки, ждущие очереди в туалет, в душ, в спальни – к сексу.