Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мне не подобает спорить с вашей светлостью, но уверяю вас, я никогда не выйду замуж и никогда ни в кого не влюблюсь! — заявила Селеста.
В голосе ее прозвучала искренняя уверенность и твердая решимость.
— Полагаю, вы слишком умны, чтобы давать обещания, которые позднее опровергнет само время, — ответил граф.
Селеста нетерпеливо дернула плечами, и он продолжал:
— Я понимаю: вы были ребенком и не могли понять мотивы поведения вашей матери. Уйдя от вашего отца, она дала повод для скандала. Но я, как человек посторонний, нахожу для нее некоторые оправдания.
— Вы можете ничего мне не объяснять, — сказала Селеста.
— Да, но я хочу объяснить кое-что себе самому, — возразил граф. — Я знаю маркиза Герона много лет, фактически с детства, хотя он значительно старше меня. У него есть, как вам, вероятно, известно, жена, которая уже давно и неизлечимо больна: ее поразило безумие. Вот почему ваша мать и маркиз не могут вступить в брак даже после смерти вашего отца.
Не желая слушать, что еще скажет гость, Селеста отвернулась к пустому камину.
— Полагаю, у ваших родителей была большая разница в возрасте, — безжалостно продолжал граф. — Сколько было вашему отцу, когда он умер?
— Он… он умер в шестьдесят семь, — неохотно ответила Селеста.
— Спрашивать о возрасте леди не принято, — по губам графа скользнула циничная усмешка, — но, думаю, я не сильно ошибусь в расчетах, если предположу, что ваш отец был старше вашей матери по меньшей мере лет на двадцать пять.
— Тем не менее они поженились и жили счастливо и в согласии.
Сама того не желая, Селеста втянулась в спор, откликаясь на каждую фразу гостя.
— Даже если люди счастливы, это далеко не всегда означает, что они страстно влюблены друг в друга, а любовь, позвольте вас заверить, для некоторых экстаз и сокрушительная сила, сопротивляться которой невозможно.
— Вы пытаетесь оправдать мою мать, — снова не выдержала Селеста. — Не знаю, зачем вам это нужно, если только вы не намерены освободить от ответственности того, кто соблазнил ее и увел из дома.
— Я вижу, вам ее очень недостает, — мягко заметил граф. — Вы скучаете по ней.
— Уже не скучаю, — возразила девушка, — но хочу, чтобы вы поняли: я никогда не позволю вовлечь себя в нечто подобное. Я никогда не поступлю так, как поступила она, никогда не принесу горя другим и не допущу, чтобы посторонние глумились и потешались надо мной. — Произнеся сей страстный монолог, она посмотрела на гостя и, переведя дыхание, закончила уже спокойнее: — Вот почему я прошу вашу светлость верить, что если вы дозволите мне остаться в Садовом коттедже, то я останусь здесь до конца жизни.
— В данных обстоятельствах мне, похоже, ничего другого и не остается.
— Значит, нам с Наной можно остаться?
— Если вам так угодно.
Граф поднялся.
— Но, как вы уже знаете, я никогда ничего не даю просто так, не взяв ничего взамен. Поэтому, разрешая вам остаться в Садовом коттедже, я хочу попросить об ответной услуге.
Селеста мгновенно насторожилась и опасливо посмотрела на него.
Выдержав небольшую паузу и словно наслаждаясь ее испугом, он продолжал:
— Вы пообедаете сегодня со мной.
— Хотите, чтобы я… пообедала с вами? — недоверчиво переспросила Селеста.
— У Монастыря долгая и богатая история, которую я хотел бы узнать получше. Полагаю, никто, кроме вас, не сможет познакомить меня с легендами прошлого, рассказать о потайных ходах и убежищах[2], которых здесь, я уверен, великое множество.
— Откуда вы знаете, что они здесь есть? — спросила Селеста.
— Мне говорили, что все сведения о таких ходах и убежищах передаются из поколения в поколение, от одного хозяина имения другому, и знают о них только ближайшие его родственники.
— Роксли владеют Монастырем на протяжении последних пяти сотен лет, — с гордостью сказала Селеста.
— А теперь имение принадлежит мне, — не преминул напомнить граф.
— Для вас это просто забава, удобное место, где можно остановиться и отдохнуть, но которое вам, в сущности, безразлично. Это не ваш дом, и никогда он не станет для вас домом!
Еще не закончив, Селеста поняла, что допустила непростительную грубость.
Граф, однако, не обиделся, но и в долгу не остался:
— Ну вот. Сначала вы ненавидите свою мать, теперь ненавидите уже и меня. Я же полагаю, что девушка с таким милым личиком и такими нежными сладкими губками, как у вас, просто создана для любви.
Он заметил, как полыхнули гневом ее глаза и вспыхнули щеки, но прежде, чем она успела что-то сказать, развернулся и направился к двери. — Я пришлю за вами экипаж к семи часам, — бросил граф и, не дожидаясь ответа, вышел из гостиной с той же ленивой грацией и надменной небрежностью, с какой и вошел.
В прихожей его встретила Нана.
— Сегодня вечером я жду мисс Селесту к обеду. Мне нужно обсудить с ней важные вопросы, касающиеся ее будущего.
— Я пригляжу, милорд, чтобы она была готова.
Закрыв за гостем дверь, Нана поспешила в гостиную.
Юная хозяйка стояла у окна, держа руки за спиной, и смотрела в сад.
— Ненавижу его! — воскликнула она. — Ненавижу… Но мы обязаны графу и ничего не можем с этим поделать.
— Он позволит нам остаться?
— Говорит, что да, позволит, но какой же он невыносимо самоуверенный, надменный и властный! Ты бы слышала, как он со мной разговаривал! По какому праву?
— Что он вам сказал? — быстро спросила Нана.
— Пытался оправдать маму.
Старая служанка облегченно выдохнула, чего, к счастью, девушка не заметила.
— А почему вы заговорили с ним о ее светлости? Сами же знаете, что вас такие разговоры всегда расстраивают.
— Граф сказал… — пробормотала чуть слышно Селеста, — сказал, что она счастлива.
— А почему бы ей и не быть счастливой? — пожала плечами Нана. — Его светлость — настоящий джентльмен, пусть даже и согрешил, нарушив одну из заповедей.
— И ты тоже ее оправдываешь? Нана, ну как же ты можешь?
— У меня и в мыслях нет оправдывать ее светлость, — твердо ответила Нана. — Она поступила неразумно и совершила большой грех. Но это вовсе не значит, что вы должны терзаться да рвать себе душу. Толку от этого точно не будет. Что сделано, то сделано.
Селеста вздохнула.
— Граф также спрашивал, почему у меня нет друзей и почему мне не к кому обратиться за помощью. Я рассказала…
— Пусть уж лучше с самого начала знает всю правду, — благоразумно рассудила Нана, предпочитавшая практический взгляд на вещи. — Если граф пожелает приехать и жить в этом гадючнике, то скоро увидит, как здесь относятся к тому, что творится в Лондоне. С другой стороны, его-то все равно везде примут, потому что он — мужчина.