Изучал ли он все это прямо сейчас, в тот момент, когда я о нем думала? А что там с десятью тысячами? Пересчитал ли он их? Возьмет ли комиссию за свою безупречную службу? Или прикинется удивленным? А, что вы говорите, там еще был какой-то конверт? Не знаю, я ничего не трогал… Да, я и к такому варианту была вполне готова: ведь если он обнаружил мою сумку сразу после моего ухода, то почему просто не догнал меня на улице? Я шла небыстро. Два мохито в желудке, и целая жизнь впереди…

Почему?

Потому что он медленно соображает? Рассеян? Псих? Да, и где же он сидел? И как это я могла его не заметить, если, слегка напиваясь, я больше всего на свете обожаю смотреть по сторонам?

Длинные пасхальные выходные — для того чтобы размеренно и вместе с тем лихорадочно отдохнуть в своей горячо любимой квартире, в которой мне больше не хотелось жить, несколько часов тишины, примирения, накануне встречи, занимавшей все мои мысли, но оставлявшей меня равнодушной.

Впервые за долгие годы мне снилась мама, я видела ее еще не бритой наголо, слышала ее голос. Такой подарок стоил десяти тысяч евро и моря слез, и, если б я это знала, я б уж давно ее потеряла, эту ее сумку…

Конечно, теперь, оглядываясь назад, я думаю, что могла бы уже заподозрить неладное где-то, так скажем, с часу дня вторника, это точно.

Я могла бы себя спросить, святая наивность, с чего это я столько времени провела, наводя на себя красоту. С чего это я столько напомаживалась гелями да кремами, чистила перышки, расфуфыривалась, почему я сначала надела платье, потом переоделась в брюки, потом снова надела платье, и почему в этот день моя кожа была такой нежной, плечи обнаженными, а губы вишневыми?

Правда, Матильда, почему?

Тирания. Тирания сварливых. Я хорошо выглядела, потому что была весела, а веселилась, потому что была счастлива. На самом деле было неважно, что мой ангел-хранитель оказался мужчиной (насколько мне было известно) (какой-то «тип», как передала мне Полин, «какой-то тип подобрал твою сумку в баре, где вы были»), назначь мне встречу хоть пожилая дама, хоть самый последний недоносок, я все равно бы не менее тщательно к ней готовилась. Ибо я чествовала не его, отправляясь в город так легко и коротко одетой, я чествовала жизнь.

Жизнь и ее столь редкие подарки.

Жизнь, весну и обретение потерянного. Я хорошо выглядела из благодарности.

Матильда…

Ладно, о’кей. Я хорошо выглядела также и потому, что шла на свидание. Назначенное по телефону, не просто так, и все же неожиданное.

Это свалившееся на меня с неба свидание с кем-то, с кем априори можно иметь дело, свидание в Париже, неподалеку от легендарной громадины, воздвигнутой во славу императора Наполеона, свидание, назначенное на время вечернего чаепития, к тому же просто из честности.

Я выглядела хорошо, потому что все-таки это было лучше, чем знакомство по интернету, черт побери!

Ну вот, теперь, доктор, вы знаете все…

Около парка Монсо я купила цветов.

Я положила их в свою корзинку и, чтобы не опоздать, принялась что было мочи крутить педали.

Охапку розовых пионов для незнакомца, вернувшего меня к жизни.

Ладно, ладно, ладно… если верить тому, что передали мне по сарафанному радио, то есть по самому приблизительному и не заслуживающему доверия из всех земных каналов связи, то он, этот тип, сказал не «в пять», а «в районе пяти», именно об этом я и старалась думать, поскольку уже давно было полшестого и мои цветы начинали выглядеть понуро.

Никого из официантов я не узнала и не смогла противиться мрачным мыслям: никто не придет, это розыгрыш, чья-то грубая шутка, месть какого-то извращенца или очередная унизительная выходка моего отца. Или же это дело рук Жавотты с Анастасией.[16]

Надо мной решили посмеяться. Это мне в наказание за мою легкомысленность и за доверчивость потом. Да уж, разбился и мой кувшин молока,[17]и все мои воздушные замки. В очередной раз все было подстроено. В моем профиле появился дурной комментарий. Меня тегировали. Мне испортили сайт и форумы. Какой-то идиотский тролль похитил мою сумку, мои документы, воспоминания, деньги моих соседок, а заодно и все мои последние иллюзии. Или же он… Я старалась успокоиться: быть может, он просто опаздывает? Или же мы все друг друга не поняли и речь шла не о вторнике, а о среде. Или же о вторнике, но на другой неделе?

Между тем я села на то же самое место, что и тогда, и вела себя хорошо. Вначале я даже сидела непринужденно и типа читала какой-то увлекательный роман, поджидая, когда наконец некий незваный гость прервет мою отрешенность своим неловким покашливанием «Гм-гм…», но теперь роль Спящей красавицы была давно забыта, мне уже не сиделось спокойно, и я настолько отчаянно следила за входной дверью, как какая-нибудь уродка, отфотошопившая свои фотографии, что это выглядело отвратительно.

Я подскакивала всякий раз, как в дверях появлялся чей-либо силуэт, и тяжело вздыхала, когда на меня не обращали внимания. Еще пятнадцать минут, и я попробую перезвонить Полин. Отцу — ни за что. Лучше уж сдохну как собака.

Один из официантов, внимательнее остальных, в конце концов заметил мои пляски святого Витта.

— Вы ищете туалет?

— Нн… нет, — пробормотала я, — у меня тут назначена встреча с… уф… В общем, я жду человека, который…

— Это по поводу сумочки, верно?

Я готова была расцеловать его в десны, этого высокого голубчика. Должно быть, он это почувствовал, потому что как будто слегка растерялся.

— Но… он что, уже ушел, да?

Опершись о колонну, слева от меня, он вытянулся вперед и обратился к кому-то, сидящему на невидимой мне банкетке:

— Эй, Ромео… Просыпайся, она здесь, твоя мышка.

Я очень медленно обернулась. Не то чтобы я смутилась, но чувствовала себя ужасно неловко. Пожалуй, даже уязвленной тем, что он был так близко, причем уже так давно.

И в прошлый раз тоже, должно быть, он сидел на том же самом месте, в своей засаде, притаившись в темноте, и… уф… это было… В общем, это была не очень честная игра, чего уж там… Хорошее воспитание, молодой человек, требует не прятаться от дам.

Я очень медленно обернулась, потому что внезапно вспомнила все, что он мог или должен был слышать. Начиная от моей встречи с соседкой, с ее «незаметным» конвертом, с ее страхами и моим бахвальством и тем, как горячо я ее приободрила, тогда как пару минут спустя уже плевать на нее хотела, имитируя ее голос в телефонном разговоре с Марион. И… Ох… Хм… Телефон… Все эти истории с парнями, и наше ржание разгоряченных мандавошек… И… и мои трусики… и мое сосание ледышек, и… Ох… На помощь.