– Новый интерьер? – пробормотала Катя, пытаясь вытащить из сумки ноутбук. Тот некстати застрял, «молнию» заело, и чем больше девушка торопилась, тем хуже подавался замок. – Сейчас я посмотрю… Неужели там новый интерьер?

– Такое впечатление, что ты это с бодуна писала, – Светлана с интересом следила за ее попытками извлечь ноутбук. – А мне тебя еще хвалили… Не знаю, по-моему, зря. Да что там у тебя?

– «Молния»… – Катя отчаянно дернула замок и едва не выронила сумку. Ее перехватила Карина. В ее длинных гибких пальцах «молния» открылась сразу. Ставя на стол ноутбук, она успела шепнуть подруге:

– Да успокойся ты, она с утра уже всех обхамила. Дыши ровнее.

Следующие полчаса, пока обсуждали и коллективно переделывали злополучную сцену, Катя старалась вообще не дышать. Она молча принимала критику коллег по группе, с горящими щеками слушала язвительные реплики Светланы и мечтала только о том, чтобы эта пытка скорее кончилась. По ее расчетам скоро должен был наступить перерыв. Начальница была отчаянной курильщицей, а так как все руководство компании было почти поголовно некурящим и к тому же активно сотрудничало с еще более некурящими американцами, Светлане приходилось объявлять коротенькие перерывы чуть не через каждый час. Дольше она без сигареты не выдерживала – у нее, словно от сильной зубной боли, искажалось лицо, голос становился резким и крикливым, и выглядела она такой несчастной и напряженной, что Катя в такие минуты даже меньше ее боялась. «Эта мегера тоже имеет слабости… Да только мне это никак не поможет».

– Перекур, – Светлана порывисто поднялась из-за стола и, уже стоя, одним пальцем впечатала в текст последнюю фразу. – Десять минут. Не разбегаться!

– Светлана Викторовна, – бросился к женщине бледный сутулый парень, сидевший рядом с нею, – можно, я пока посижу за вашим компьютером, посмотрю поэпизодный план на завтра?

– Смотри, коли хочется, – снисходительно разрешила та и вышла из кабинета. За ней потянулись остальные курильщики. Карина, однако, осталась на месте. Она не сводила глаз с парня, уже усевшегося на место редакторши, и наконец, не выдержав, окликнула его:

– Петя, что ты с нею сделал? Как она тебе разрешила?

– Не мешай, пожалуйста, – откликнулся тот, впившись взглядом в экран. – Я пытаюсь работать.

– Отстань от него, – прошептала Катя, трогая подругу за локоть. – Охота тебе…

– Рожденный ползать – везде пролезет, – таким же шепотом ответила Карина. – Всего неделю на проекте, а уже в фаворитах. Заметила, как он вокруг нее увивался все эти дни? Спорим, через полгодика он будет главным автором на каком-нибудь новом сериале? Паренек с амбициями.

– Потише, если можно, – кротко попросил Петя, все еще не поднимая глаз. – Можно и в коридоре поговорить.

– Можно, – согласилась Карина. – И в туалете тоже можно. Но нам удобнее здесь.

В другое время эта словесная пикировка окончилась бы настоящей перепалкой. Отношения внутри группы сложились непростые, почти все сценаристы были друг с другом на ножах, а те немногие, что ладили с коллегами, как правило, оказывались стукачами. Интриги, сплетни, зависть, ревнивое наблюдение за чужими успехами и провалами – все это, казалось Кате, являлось неотъемлемой частью написания сериалов. Но сегодня Карина была увлечена иным событием, и даже внезапное возвышение новенького не могло ее долго занимать. Она лишь бросила в сторону Пети: «Ладно, старайся!» – и вновь обратилась к подруге:

– А кто выбросился-то? Ты с ней, значит, незнакома? Видела тело?

– Слава Богу, нет! – выдохнула та, прикрывая глаза и пытаясь вызвать образ черноволосой девушки, похожей на античную богиню. – Я видела ее только живой… Она очень красивая! Была… Просто на редкость!

– А отчего выбросилась? – Любопытство Карины было уязвлено еще больше. – Уже известно?

– За стеной какой-то скандал начался на рассвете, я даже на балкон выглянула, думала возмутиться… Но к этому моменту она уже спрыгнула. На балконе стояли только ее мать и сестра.

– Ужасно, – Карина содрогнулась, поводя узкими плечами, обтянутыми тонким черным свитером. – У них на глазах спрыгнула?! От такого можно с ума сойти!

– Эти не сойдут, – с внезапной уверенностью возразила Катя. – Они вообще не были потрясены. Так, растерялись.

До сих пор она не понимала, отчего утреннее событие так ее мучило, ведь в конечном счете гибель соседки не имела к ней никакого отношения. И вот сейчас это смутное ощущение оформилось в слова – мать и сестра погибшей девушки отреагировали на ее страшный прыжок довольно странно. Катя не услышала в их возгласах и тени горя. Отчаяние, ужас, запоздалое раскаяние – вот чего можно было ожидать от них в первые минуты после смерти дочери и сестры. «А они продолжали ругаться друг с другом – беги, не спи, чего стоишь, дура… Милая семейка, нечего сказать!»

– У тебя такой вид, будто это тебя лично касается, – подруга не сводила с нее внимательного взгляда. – А говоришь, не знала ее! Ты в самом деле из-за этой самоубийцы опоздала?

– Еще меня Сережа бросил, – машинально ответила Катя, а когда опомнилась и увидела расширенные глаза подруги, исправлять ошибку было поздно.

– Я знала… – после минутной паузы выговорила Карина. В ее голосе звучало сочувствие, смешанное с запоздалым пророческим пафосом. – Этим должно было кончиться.

– Ну, так и не удивляйся, – бросила Катя с неожиданным озлоблением. – И не надо меня жалеть! Я вот не знала, и ничего, как видишь – пережила! С балкона не спрыгнула!

– А что он сказал?

– Отвали!

– То есть, – не поверила Карина, – вот так вот, прямо…

– Это я тебя прошу – оставь меня в покое, хотя бы сегодня! Неужели трудно понять, что я не хочу говорить о нем!

Катя с трудом сдерживала накипающий гнев. Ей хотелось закричать, отхлестать по щекам назойливую подругу, которая требовала откровенности так бесцеремонно, как будто имела на это полное право. Прежде Катя первая предложила бы ей свою исповедь, выложила все в подробностях, обнажила бы все раны – это продолжалось из года в год и давно стало обычным ритуалом. Карина знала о подруге столько, что уже воспринимала ее личную жизнь как часть своей собственной. Катина реакция ее не обидела, а изумила. Откинувшись на спинку стула, она недоуменно смотрела на подругу. Ее миндалевидные карие глаза сузились, густые брови сошлись на переносице. Казалось, она не в силах была поверить, что ее искренний интерес отвергнут столь грубым образом.

– Я сама тебе все расскажу, потом, – Катя почувствовала легкие угрызения совести, и чтобы не скатиться в извиняющийся тон, повернулась к своему ноутбуку. – Да и нечего рассказывать.

– Как хочешь, – сдержанно ответила Карина и слегка отодвинулась вместе со стулом.

Перекур закончился; сценаристы, возглавляемые Светланой, снова разместились за круглым столом, и вплоть до обеденного перерыва подруги не обменялись ни словом. Разгромив серию, написанную Катей, редакторша, не переводя духа, взялась за Карину, а так как та обладала несдержанным характером и часто давала отпор, обстановка в кабинете накалилась – запахло паленым. Женщины обменивались взаимными претензиями, высказывая их все в более язвительной форме. Светлана предположила, что сюжетчица написала свою серию походя, за пару часов, «пока сидела в застрявшем лифте». Подобные экстравагантные обвинения были ее коньком. Карина, давно уже выведенная из себя нападками, ответила, что в этом самом лифте она вместе с начальницей не сидела, на брудершафт с ней не выпивала и вообще хотела бы в рабочее время обсуждать творчество, а не личности.