в общем, всем. Он и сопел как-то интересно, с придыханием, замирая после каждого вздоха.

Так вот работоспособность у него была просто аховая. Он мог часами сидеть над формулами, разгадывая их решение и все что-то там чертил и записывал у себя в тетрадочке. Именно, в тетради, а не в планшете. Удивительно. Он был лучшим на нашем курсе, а я все старался его догнать. Ну не мог я себе позволить, чтобы какой-то толстобрюх так легко обходил меня на поворотах.

Интересный пацан. Часто помогал мне разобраться в лекциях, но никогда — в заданной работе.

— А вот это ты обязательно должен сделать сам, — безапелляционно заявлял он на мои потуги: «Ну сделай!»

Я бился головой о стену в желании победить его, но так и не победил. Правда, надо отдать ему должное (а, может быть, и мне), этот товарищ потом сделал головокружительную карьеру став одним из ведущих членов академии наук. Это я для того, чтобы вы поняли, что лично у меня против этого сопящего поросенка практически не было никаких шансов. Но я старался и это помогло мне стать далеко не последним учеником в нашем выпуске.

Что еще было интересного? Допустим, я увидел, как обучаются ребята с факультета дальней разведки, куда первоначально хотел попасть. И что означают слова «усиленная физическая подготовка».

Черт возьми! На это было страшно смотреть даже со стороны.

Полувоенное положение, подъем по расписанию, когда все мы еще нежились в постелях, и утренняя разминка-пробежка по живописным местам пригорода длиной километров в пять. Это так, еще до завтрака. Потом занятия в аудитории и вновь силовые упражнения, но уже в спортгородке. До помутнения в глазах, до блевоты. Они таскали какие-то железные чушки, которые и взять-то нормально в руки было нельзя, прыгали через канавы на полосе препятствий и приходили на обед в таком виде… Они брали поднос, падали на стул и, не обращая внимания ни на что и ни на кого, не ели, а просто хлебали из тарелок.

Отсев у них там был ужасающий. За первые полгода ушло не менее половины из набранных, но остальные цеплялись за вот такую учебу и руками, и зубами. Не знаю, не пробовал, но не уверен, что смог бы выдержать это сам.

У нас же из всего этого было только физо, где мы зачастую просто гоняли мяч по баскетбольной площадке, да однажды декан устроил нам пятикилометровый кросс на отметку. Вот это была песня!

В первый раз мы побежали во всю прыть, растянувшись по аллее змейкой, а когда финишировали, получили неуд. Все. Разом. Потому что надо было слушать правила, а они требовали зачет по всей группе. То есть за результат выбиралось среднее время между первым и последним.

Во второй раз самые быстроногие опять побежали вперед, а остальные тянули отстающих. Лично мне достался поросенок — мой сосед по комнате. И как не толкал я его, не тянул за собой, мы с ним все равно пришли последними, а группа вновь получила «пару» и назначение на пересдачу.

Чтоб тебе! Но хоть в чем-то я превосходил своего соседа.

В третий раз, поняв, что уложиться пусть даже и в скромный, но достаточно неподъемный норматив у нас все равно не получится, мы плюнули на все (не отчислят же всех разом) и просто пошли пешком.

Оказалось, что место проведения кросса действительно было живописным. Нас окружали великолепные туи, по сторонам заборчиком расположились аккуратно подстриженные кустарники, а где-то там, вдалеке, сияло, переливаясь искрами, голубое море. И там и здесь среди зелени белели на солнце корпуса нашего университета. Надо просто поменьше стараться и ты поймешь красоту.

С веселым гамом мы финишировали. Всей группой. Никто не отстал, никто не вырвался вперед. Правда, время мы превысили… не буду говорить во сколько раз.

И вот на этот раз мы все получили зачет. Чертов деканат понял, что замучить нас все равно не удастся, и отвязался.

Мы победили. На радостях от такого в первое же воскресенье была назначена залихватская вечеринка в ближайшем ресторане. Только вот кто из того противостояния действительно вышел победителем — сейчас я бы так категорично утверждать не стал.

Прошли самые тяжелые первые полгода обучения. На новогодние праздники я вернулся домой и, как и обещал, сразу же проверил хозяйство отца. Новая лебедка, блестящий свежевыкрашенными бортами катер, пневмопушки с дистанционным управлением. А у матери еще и новое платье.

— Ну что, доволен? — усмехнулся отец.

— А моего мишку ты не потерял? — тут же пристала Милка. Пришлось доставать из рюкзака и показывать.

Дома тоже кое-что изменилось. Допустим, наконец-то у родителей наступила возможность убрать мою комнату и теперь та встретила меня какой-то похорошевшей, но вместе с тем как бы и не моей вовсе.

И еще, конечно же, Милка.

В свои неполные десять лет она уже перешла в пятый класс и, как уверяли отец с матерью, скорее всего вскоре перепрыгнет еще через один.

— Она свою классную даму в начальной школе совсем замучила своими вопросами, — смеялся папа. — Ну она ее и сплавила. С пятого класса учителей ведь прибавляется, вот пусть, мол, они с ней что хотят, то и делают.

Да, отец смеялся, но его так и переполняло от чувств гордости за свою дочь. А Милка…

Милка осталась такой же почемучкой, какой и была. И только все требовала и требовала от меня как можно больше рассказов. А что ей было рассказать? Про высшую математику или основы ядерной физики? Ну ладно, вот тебе простейшие функции и их пределы. Это так, человечку, который едва-едва научился складывать, делить и умножать. Вряд ли она хоть что-то поняла, но слушала внимательно, с интересом.

— Как же здорово так много знать! — восхищалась сестренка. — Я тоже хочу в институт.

— Да погоди ты, — отмахивался я. — Тебе еще школу закончить нужно.

— А я ее быстро закончу, — заговорщически подмигнула она мне своим глазиком. — Я же все знаю, ты же мне все рассказал.

— Она сможет, — поддакивала мама.

Закончились зимние праздники, а с ними и зимние каникулы. Я вернулся в свой университет набираться новых высокоинтеллектуальных знаний за казенный счет. Где-то я слышал: «Трудно только первые три года, потом привыкаешь». Так вот: к университету я привык за два года. Вероятно, потому, что закончились нуднейшие лекции по высшей математике и основам ядерной физики, и все это улетело, как страшный сон. И хотя изучаемых предметов прибавилось, но это уже было совсем другое, ближе к специальности, а, значит, то, что можно было