Сегодня, поскитавшись по комнатам, Ужов, не выполнивший норму дня, сначала огорчился, потом усмехнулся своему огорчению, после чего позвонил жене в институт и спросил:

- Ну и как?

- Так же, - проинформировала его Мария Ионовна сквозь зубы.

Положив трубку, Ужов подошёл к тому окну, из которого прыгал известной ночью, распахнул створки.

- Ну и как? - повторил он свой вопрос, адресуясь, очевидно, серому снегу в десятиэтажном отдалении.

День выдался вяло-хмурый, с тупорылыми тучками, с нулевой температурой невкусного воздуха, - ничего живого.

"Интересно, а годков эдак через двести что будет в нашем дворике?" - со скукой подумал Ужов. Тоска неопределённости сдавила сердце учёного, привыкшего к перманентному блаженству.

Он всегда знал: надо сделать дело жизни, осуществить призвание, а затем достойно упокоиться, оставив потомкам собственную языковедческую школу. И успеть посмотреть на внуков, даже, может, понянчить.

Теперь картина бытия изменилась. Калейдоскоп вариантов этого неописуемого бытия вертелся перед воспалённым воображением Ивана Ивановича, а тоска всё круче забирала, и вот она уже у самого горла.

И вдруг осенило: "Ночью надо будет попрыгать в окно! Хоть полетаю немного. Хоть какое-то удовольствие... Вот бабульки разбредутся, детишки уснут, а я прыгну! О! Это хорошая мысль. Надо же. И на Солнце, оказывается, бывают светлые пятна!.."

Принятое решение окрылило Ужова. Появился первый стимул к продолжению новой жизни. "Ведь это же восхитительно: прыгай с десятого этажа сколько влезет! Летай! Репетиция птицы! И не береги меня, моя милиция! И вообще пошли все!.. Молодец, Маня, что заразу в дом притащила! Бесценная ты моя".

Из школы пришёл Васька. Подошёл к отцу, взял за руку:

- Пап, а можно и я с тобой попрыгаю?

Ужова передёрнуло.

- Ты что? Ты как?.. Откуда мысли дурацкие? - Он закрыл окно и проверил все шпингалеты. Крепкие, хорошо.

- Объясняю, - спокойно сказал сын, не выпуская отцовской руки. - Если ты можешь прыгать в окно, значит, ты можешь ещё сколько хочешь детей родить. Мама-то ведь тоже всё такое может... И других родить, и меня клонировать. А, пап?

- Да какая разница, кто что может!.. - возмутился Иван Иванович. - Про клонирование вообще забудь! Ты понимаешь, что нельзя...

- ...не понимаю, - решительно перебил Васька. - Я могу хоть сейчас доказать тебе, что я тоже заразился.

- Каким образом?

- Меня в школе соседка по парте, Муська, уколола циркулем, а кровь сразу остановилась...

- Ерунда. Просто хорошая свертываемость. Недоказательно.

- Пап, она меня сильно уколола! Специально. В ладонь. Она вообще с приветом. Может кнопки на стул положить кому угодно.

- Ты с самого детства - вполне здоровый ребёнок. Ты не плакал по ночам, не боялся прививок. Что тебе какой-то циркуль!

- Пап, я потом пошел в медпункт и нарочно показал медсестре руку. Попросил йодом смазать. Она меня выпроводила и обозвала симулянтом.

- Покажи мне!

Васька протянул отцу ладонь. Ни малейшего следа прокола на коже не было.

- Так-так... - заворчал отец. - Ты знаешь, что бывают ненужные знания? Английский философ Уильям Оккам...

- Знаю. Не умножайте сущность, - отмахнулся Васька.

- Господи! - оторопел отец. - Ты откуда взял эту формулу?

- Ерунда. Закон экономии. Так что, попрыгаем вместе?

- Ну-ка, говори, шельмец, откуда ты в десятилетнем возрасте взял формулу закона бережливости? А то сейчас так попрыгаешь!..

- Ха-ха, - ответил Васька и вышел из спальни.

Телепатией никто из Ужовых не страдал, как и прочими паранормальными способностями. Жили себе и жили, как все люди. Однако в трудную минуту всякое бывает, даже с бессмертными.

- Васька! - кинулся вслед отец.

Но догнать ребёнка не удалось. Васька тихо прошмыгнул в свою комнату, открыл балкон, не заклеиваемый на зиму утеплительными полосками, легко вспрыгнул на перила и...

Снизу донёсся истошный визг: это бабушки, детишки, молодые мамаши, собачники, широко представленные в тот час во дворе, адекватно отреагировали на полёт немаленького предмета с десятого этажа.

Дальнейшее разбирательство пало на целый ряд инстанций.

"Скорая помощь" пожелала знать, почему ребёнок остался цел и невредим. Милиция желала знать, кто помог ему с организацией прыжка. Служба спасения исследовала снег и асфальтовое покрытие двора и набиралась уникального опыта. Психологи активно работали со свидетелями. Наготове были психиатры. Пару бабушек всё-таки увезли в больницу с критическим артериальным давлением. Мамаши раскидали детей по коляскам и растворились наряду с собаководами.

Старший Ужов, кое-как отбоярившись ото всех любопытствующих, в тягостных предчувствиях задумчиво рассматривал младшего, уплетавшего на кухне борщ, и мечтал надрать ему уши. Или зад - солдатским ремнём с медной пряжкой.

Помолчали. Сын задорно взглянул на фантазирующего отца, встал и даже помыл за собой тарелку.

- Вот так, - философски заметил сын. - Породнились, поравнялись, не дрейфь, батя! Жизнь - хорошая штука. Мы узнаем, чем кончится всё это дело. Ведь тебя волнуют какие-нибудь вопросы, а? Ну, например, как будет проходить Страшный Суд? Или: сколько лет простоит Останкинская башня?

- Видишь ли, Вася, - ответил отец, - теперь перед нами стоит нетривиальный вопрос: зачем?

- Жить-то? А-а... Брось, пап, выдумывать проблемы на пустом месте. - Васька порылся в кармане школьного пиджачка, неожиданно извлёк пачку сигарет и со знанием дела задымил.

- Вася! - зарычал некурящий Иван Иванович.

- А что? Скажешь - вредно? Ага... Очень вредно! Пивка в доме не найдётся?

- Девочек, может, подогнать? - поинтересовался Иван Иванович.

- Может. Но попозже.

В дверь зазвонили, застучали. Телефон затилинькал с оголтелостью.

- Журналисты, наверное, - предположил Васька, давя окурок в раковине.

- Васька! Ну перестань же, гад! Ведь пепельница есть! - заорал отец.

- Не кричи. Я не знал, что в нашем праведном и некурящем доме есть пепельница. И вообще - давай потише, а то мне как-то с прессой общаться влом.

- Надо предупредить маму, - сказал старший.

- Валяй, звони, - ответил младший. - Пусть уносит ноги, если успеет.

- Ты, оказывается, груб и бессердечен, - заметил старший, торопливо набирая номер института.

- А это, папа, уже не имеет никакого значения, - сообщил отцу Васька, прикуривая вторую сигарету.

Ужов-старший разрывался: надо и Ваське затрещину, и Машу предупредить. Ситуация острейшая: журналисты пронюхали.