Лучи того, кто движет мирозданье,

Всё проницают славой и струят

Где - большее, где - меньшее сиянье.

Я в тверди был, где свет их восприят

Всего полней; но вёл бы речь напрасно

О виденном вернувшийся назад;

Затем что, близясь к чаемому страстно,

Наш ум к такой нисходит глубине,

Что память вслед за ним идти не властна.

Данте. "Божественная комедия".

"Рай". Песнь первая

Наша родина - Россия.

Оттого всё и вышло.

Слушайте.

В этой странной истории - ни виноватых, ни правых. Она произошла только ввиду пришествия третьего тысячелетия от Рождества Христова.

Дело в том, что когда на человечество наступил двадцать первый век, на Земле начало твориться что-то жуткое. Слушать новости стало страшно; все потихоньку привыкли к сводкам катастроф, спискам жертв, сметам на восстановление безвозвратного и прочим гадостям. Где не сгорело, там утонуло; кто не разбился, того задавило. Большинство поэтов написали прозу. Музыка становилась непостижимо абстрактной, знахарство - генетическим, мировые конфессии - растерянно-непримиримыми. Количество глянцевых эротических журналов превысило предельно допустимую концентрацию, их суммарный доход стал сопоставим с прибытком от торговли пистолетами: покупательницы погрузились в пряные фантазии. Среди состоятельных мужчин разгулялся синдром менеджера*, среди несостоятельных - вялотекущее политиканство вкупе с печально-регулярным постинтоксикационным синдромом**.

* Синдром менеджера - многообразные фобии, зачастую сопровождаемые печальным бессилием. - Здесь и далее примеч. автора.

** Постинтоксикационный синдром - похмелье.

Дети в школах задавали учителям абсолютно бытовой вопрос: "Скажите, пожалуйста: если Бог есть и он добр, то почему творится такое?" Учителя боялись ответить правду, что всё по заслугам и что каждый выбирает по себе.

С особой уверенностью в своих силах работали только историки, особенно египтологи. Книги с безапелляционными заголовками типа "Тайны пирамид открылись" продавались тоннами - как в переводах, так и без. Инженеры, некогда обслуживавшие ближний и дальний космос, бездельничали и покупали египтологические книги, строили из них домашние пирамидки, мумифицировали дохлых кошек и затачивали бритвы. Все паранауки обещали приход новых энергий, особенно духовных. Теоретическая физика взяла тайм-аут ради осмысления новейших открытий практической мистики. Английских фермеров под страхом громадного штрафа обязали обеспечить поросят игрушками, чтобы до конкурентоспособного свинства молодняк развивался полноценно. Чемпион мира по шахматам проиграл суперкомпьютеру, но в интервью пообещал тележурналистам, что белковый шахматизм еще скажет свое слово.

- Папа, а что такое белковый шахматизм? - спросил десятилетний сын Василий у профессора-языкознатца Ужова, недоумённо глядя в телеэкран.

- Это он про себя, любимого, - горько усмехнулся отец, тоже вздрогнувший от чемпионовой речи. - Раньше шахматисты были людьми, а теперь, видишь ли, белковые... козлы.

Последнее слово профессор сказал очень тихо, но пытливый ребенок расслышал.

- А этот год - козлиный! - деликатно перевёл на другую тему сын. - И овечий.

- Словом, стадо, братец, не дремлет, - непонятно отреагировал отец.

* * *

Пришла с работы мама, доктор генетики, выключила телевизор и пригласила домочадцев ужинать. Сели на кухне.

- У нас назрела сенсация, - сообщила она Ужовым, отцу и сыну, мрачно рассматривая натуральные телячьи котлеты, источавшие аромат мирного пастбищного мяса, без добавок прогресса.

- У нас в стране или у вас в институте? - уточнил языковед.

- На Земле, - ответила женщина несчастливым голосом и с отчаянным наслаждением проглотила нежно пахнущий чесночком кусочек котлеты.

- А... - успокоился муж. - Это бывает.

- Мама, а что такое сенсация и как она назревает? - полюбопытствовал сын. Он привык задавать вопросы родителям, ему это нравилось. Оба - очень ученые, никакой Интернет не нужен. Что ни спроси - всё дома расскажут. Бесплатно.

- Это, сынуля, одна из форм очень дорогой рекламы. Некто великий и знаменитый, допустим, всю свою жизнь точно знает, что, например, дважды два - четыре. Кто-то другой, тоже очень известный, напротив, давно запасся неопровержимым доказательством, что дважды два - пять. Однажды у них кончаются деньги, ну подрастратились, ну бывает. Они договариваются - и выступают с оглушительной совместной пресс-конференцией на тему, что каждый в отдельности, своим путём, пришел к промежуточным результатам оппонента и теперь они должны сообща поискать истину. И как только найдут - сразу огласят перед всем миром. Ждите. И не верьте никому, кроме них. А заодно рождается новая наука синергетика. Понятно? - Мать доела котлетку, отпила чаю и пошла мыть посуду.

- Да-а, - протянул ребенок. - Сегодня очень интересный день. Дай, пожалуйста, мандаринчик.

Мать дала килограмм.

- Сынок, а ты кем будешь, когда вырастешь? - спросил Ужов-старший, любознательно поглядывая на жену, душевное состояние которой сегодня выпирало, давило и разрушало. Муж он был вполне нормальный, то есть весь в себе, но сегодня он заметил, что жена не в себе.

Обычно лучезарная, она была солнышком и радостью для всех, кто с ней общался. Сегодня она была чужой и раздёрганной.

- Кем буду? Наверное, сначала взрослым, - смело предположил Ужов-младший, раздевая ярко-рыжий цитрус. - Потом зрелым, потом старым и, наконец, мёртвым.

- Молодец! - рассмеялся отец. - А то я уж боялся, что...

- Вот и правильно, что боялся! - вскрикнула жена и грохнула об пол все свежевымытые тарелки.

Белые кусочки разлетелись по синему кафелю - очень красиво получилось. Как звёздочки на небе.

Младший осторожно выбрался из-за стола и на цыпочках отправился в коридор за веником, стараясь не наступать на выразительные осколки фарфора. Старший почесал в затылке, допил свой чай и пошел в ванную за тряпкой. Мать, зажмурив глаза, воздела кулаки к потолку и крикнула:

- Всё будет по-другому! Слышите? Абсолютно всё.

...Пол очистили от нечаянных звёзд, мандарины съели, женские слезы вытерли, профессоровы нервы подкрепили водочкой, а детское любопытство утолили сентенцией типа жизнь продолжается, - вот тогда и открылась тайна, помутившая душу доктора Ужовой сегодня.

- ...Понимаешь, Иван, - всхлипывала жена, вцепившись в крепкое плечо мужа, - это настоящая катастрофа.

Супруги сидели на тахте в спальне. У их ног, на толстом кремовом ковре, сидел сын. Правой рукой он держался за правую щиколотку матери, левой рукой - за левую щиколотку отца. Семья сплелась. Ужасная новость, принесенная матерью с работы, объединила их новыми узами, сжала в горсти, как великанша орешки.