Он жалел не о том, что пьет. Нет, Дуэйну нравилось пить. Он любил вкус первого жгучего глотка виски на языке, любил бодрящую горячую волну, бьющую в голову после второй порции. А после того, как опрокинешь пятый-шестой стаканчик, время течет широким потоком и уносит тебя вдаль. Все вокруг кажется таким чудесным и смешным! В эти минуты забываешь, что жизнь дала тебе под дых, что ты навсегда потерял жену и двух ребятишек, которых, правда, не очень-то хотел заполучить с самого начала.

Да, он очень любил легкое, прекрасное время забвения, и ему было все равно, что за этим последует. А следует всегда одно и то же: рука сама собой тянется к бутылке, теряешь способность чувствовать вкус и только способен глотать и глотать, пока виски перед тобой на столе…

Вот это Дуэйну уже не нравилось. А еще ему не нравилось, что питье делает его агрессивным и он начинает нарываться на драку, на любую драку. Бог свидетель, он не такой плохой и злой человек, каким был его отец. Но иногда виски превращало его в Бо, и Дуэйн очень об этом сожалел.

Самое паршивое – временами он не мог припомнить, устроил дебош после выпивки или тихо-мирно отключился. Когда же он дурил, то, как правило, просыпался утром в тюремной камере в сильном похмелье.

Медленно, опасаясь, что неосторожное движение сразу превратит гудение в голове в злобное жужжание раздраженных пчел, Дуэйн поднялся. Солнечные лучи, вливаясь в зарешеченное окно, едва его не ослепили. Он тихо застонал, когда в коридоре громко хлопнула дверь, и раздался жизнерадостный голос Джози:

– Дуэйн! Ты здесь? Это твоя любимая сестренка явилась забрать тебя отсюда.

Когда он показался на пороге, держась за дверь и проседая в коленках, Джози вздернула свои аккуратно выщипанные брови.

– Ничего себе! Ты выглядишь, словно три драные кошки, вместе взятые. Интересно, как ты ухитряешься что-нибудь видеть сквозь такие налитые кровью призмы?

– Послушай, я… – Дуэйн кашлянул, чтобы прочистить горло. – Я опять разбил машину?

– Об этом мне ничего не известно. Ну а теперь ты поедешь с малюткой Джози.

Она подошла, взяла его за руку, но, когда Дуэйн повернулся к ней, стремительно отступила.

– Боже милосердный! Скольких ты уже убил таким перегаром? – Поцокав языком, Джози вытащила из сумочки коробку леденцов «Тик-так». – Вот, детка, пожуй. Иначе я упаду в обморок, если ты опять дохнешь на меня.

– Делла меня убьет, – мрачно промолвил Дуэйн, когда Джози повела его к двери.

– Надеюсь. Но, боюсь, когда она узнает, что случилось с Такером, она о тебе позабудет.

– С Такером? А что такое с Такером? Вот чертовня! – Дуэйн отшатнулся, когда солнце ударило ему в глаза.

Покачав головой, Джози вытащила из сумки свои темные очки с маленькими искусственными бриллиантиками вокруг линз и подала их брату.

– Такер в затруднительном положении, потому что Эдда Лу утверждает, будто ждет от него ребенка. Ну, мы еще посмотрим, так это или нет!

– Христос всемогущий! – На краткое мгновенье собственные невзгоды показались Дуэйну не стоящими внимания. – Тэк обрюхатил Эдду Лу?

Джози открыла дверцу салона своей машины и помогла Дуэйну втиснуться.

– Да, и она объявила об этом во всеуслышание в «Болтай, но жуй». Так что теперь все жители города будут с интересом ждать, когда у нее вырастет брюхо.

– Только этого нам не хватало…

– Вот что я тебе скажу, – Джози завела машину и аккуратно тронулась с места. – Обрюхатил он ее или нет, но пусть дважды подумает, прежде чем введет эту кобылу в наш дом!

Такер предусмотрительно решил не возвращаться сразу домой: Делла незамедлительно устроит ему выволочку. Ему нужно было немного побыть одному, а как только въедешь в ворота усадьбы, об одиночестве нечего и мечтать.

Повинуясь внезапному порыву, Такер резко свернул на боковую дорогу, не доехав до дома почти целую милю. Оставив машину на поросшей травой обочине, он пошел к деревьям. Под зеленой листвой, рядом с влажным мхом парализующая все члены жара не так свирепствовала. Но ему надо было охладить не столько тело, сколько пылающую голову.

Там, в кафе, было мгновение, когда его охватила бешеная кровожадная злоба, когда ему захотелось схватить Эдду Лу за горло и задушить, чтобы она заткнулась навсегда.

Но сейчас его пугало даже не то, что он ощутил минутное удовлетворение от самой мысли об убийстве. Половина ею сказанного было ложью. Но это означало, что вторая половина – правда!

Такер оттолкнул низко нависшую ветку, нагнулся и стал пробираться к воде через густые заросли. Испуганная его вторжением цапля сложила длинные изящные ноги и скользнула в глубь заводи. Сев на бревно, Такер огляделся, нет ли поблизости змей.

Очень медленно вынув сигарету и отщипнув мизерный кончик, он зажег ее.

Такер всегда любил воду. Не светлые озера и не океан, но темноводные пруды, журчание ручьев, постоянный четкий плеск речной волны. Его с детства тянуло к воде. Под предлогом рыбной ловли он любил просто посидеть и подумать, слушая неумолчный стрекот цикад.

Но тогда его проблемы были детскими, мальчишескими: например, высекут ли его за плохую отметку по географии или как выпросить новый велосипед на Рождество. Но по мере того, как взрослеешь, проблемы усложняются. Он вспомнил, как горевал, когда отец поехал в Джексон на своей машине и разбился насмерть. Однако та горесть не могла идти ни в какое сравнение с тем, что он испытал, когда нашел лежащую в саду на дорожке мать, почти бездыханную. И ни один врач уже не смог починить ее бедное сердце.

Такер часто приходил тогда к воде в поисках хоть небольшого облегчения. И постепенно, как всегда в этом мире, боль притупилась, чувство утраты поблекло. Только иногда его вдруг неудержимо тянуло выглянуть из окна, и он был почти уверен, что снова увидит, как мама в широкополой соломенной шляпе, перевязанной прозрачным шифоном, срезает увядающие розы…

Мэдилайн Лонгстрит наверняка не понравилась бы Эдда Лу. Она нашла бы ее грубой, вульгарной и хитрой. И, несомненно, выразила бы свое неодобрение с той утонченно беспощадной вежливостью, которую любая южная леди способна отточить до остроты бритвы.

А его мать была именно такой, истинно южной, леди.

Надо сказать, Такер вовсе не собирался бросать Эдду Лу: он не относился к числу мужчин, которые сразу же перестают ухаживать после того, как задрали женщине юбку. Но как только она намекнула насчет свадьбы, он сразу отступил назад. Сначала он устроил ей охлаждающий чувства тайм-аут, приглашая повеселиться только раз в неделю, и выложил начистоту, что у него совершенно нет намерения связывать себя брачными узами. Но он видел по ее хитроватому взгляду, что Эдда Лу ему не поверила. Вот тогда он разорвал отношения. Она плакала, но вела себя прилично. Теперь Такер понимал, что она не рассталась с надеждой привязать его к себе окончательно.

Такер также не сомневался, что до нее дошли слухи о его свиданиях с другой. Впрочем, все это уже не имело значения. Если Эдда Лу беременна, он был совершенно уверен, что виноват, несмотря на все меры предосторожности. Именно он. И теперь надо придумать, что в связи с этим предпринять.