— Мне, вероятно, скоро придется ненадолго уехать.

— Опять по тем старым делам?

Володя кивнул и погладил ее по плечу.

— Я постараюсь управиться как можно быстрее.

Вера крепко обняла его, прижалась к нему, но не могла ничего сказать, горло сковал какой-то обруч, который душил в ней и слезы, и рвущийся наружу крик. Почему-то ей показалось, что она не увидит мужа еще очень долго. Если вообще увидит.

— Когда надо ехать? — спросила она, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать прямо сейчас.

— Пару дней дали на сборы. Хотел выпросить хотя бы неделю, но обстоятельства такие…

Он поцеловал ее и шепнул:

— Я тебя люблю и всегда буду любить.

Ночи перед расставанием всегда самые короткие. Но перед тем как ненадолго заснуть, в бесполезной надежде на то, что утро придет очень и очень нескоро, Вера шепнула мужу:

— И все же я должна знать, где ты и что с тобой.

— Я сказал бы, если бы знал сам.

— А почему такая внезапность?

Володя помолчал, а потом тихо ответил:

— Не могу говорить.

— Даже мне?

— Ладно. Дело в том, что недавно один из сотрудников колонии, в которой я в настоящее время «отбываю» пожизненный срок, случайно познакомился с неким господином. Случайная встреча продолжилась в ресторане, где новый знакомый сотрудника колонии предложил купить у него хорошую иномарку по низкой цене и в рассрочку. Слово за слово, и продавец автомобиля, узнав, где трудится его новый знакомый, поинтересовался, кого из известных преступников тот охраняет. Сотрудник в числе маньяков и убийц назвал имя известного террориста, то есть мое имя. Но при этом сообщил, что меня и еще некоторых вскоре переведут в другую колонию, потому что в нашей будет ремонт. Здание монастыря старое: коммуникации требуют замены, часть камер придется освободить, чтобы использовать как маневренный фонд, а поскольку режим будет ослаблен, то самых одиозных преступников переводят. Причем повезут в обычном вагоне для зэков, тщательно скрывая, кого и куда перевозят. Через пару дней после этого разговора сотрудник колонии получил предложение: он может вовсе не платить за машину, если сообщит дату отправки. Сотрудник согласился, добавив, что он будет командовать конвоем и мог бы за хорошее вознаграждение сделать так, что кто-то из заключенных сбежит. Только побег должен быть осуществлен во время движения поезда. Почти сразу после побега будет поднята тревога, потом поезд остановят. Но на это уйдет минут пять, то есть поезд отъедет километра на четыре или пять. Если в условленном месте будет ждать автомобиль, то удастся скрыться. Но сбежать может только один человек. Тут же ему назвали мою фамилию, и сотрудник обозначил цену, которая была принята.

— Сотрудник колонии и в самом деле продался террористам?

— Нет, конечно. Давно подготавливаемая операция по моему внедрению в руководство бандподполья на Северном Кавказе. Сейчас там действуют разрозненные группы, порой плохо подготовленные и необученные. Те, кто желает дестабилизации обстановки на юге России, хотели бы их объединить и подчинить единому центру. Чтобы и финансировалось все это централизованно, и подготовка была более качественной, а главное, чтобы объекты для акций выбирались не случайно и выборочно, нанося ущерб не только экономике, но и престижу страны. Им нужен координатор, а я говорю на языках некоторых народов Кавказа и свободно общаюсь на арабском. И потом я, что ни говори, легенда джихада.

— Ты сможешь выпрыгнуть из поезда?

— Разумеется. Если все удастся, меня переправят в Турцию, где знающие меня прежде люди подтвердят, что это именно я, а потом, как полагают те, что планируют всю операцию, меня отправят в одну из стран Ближнего Востока, где познакомят с кукловодами — с теми, кто готов платить любые деньги, чтобы взорвать Кавказ.

— Так сколько же тебя не будет?

— Может быть, полгода. Может, больше. Но я постараюсь побыстрее.

— А вдруг ты случайно встретишься с кем-нибудь, кто видел тебя здесь?

— Исключено, но если представить себе невероятное, то узнать меня будет практически невозможно. Во-первых, у меня не только другое имя, но и внешность, у меня будет выбрита голова, у меня будет борода. Я буду говорить на аварском, на чеченском, на арабском, если потребуется. В худшем случае кто-то может заметить неуловимое сходство между исламистом-фанатиком и каким-то русским, оставшимся в Петербурге. Так что если мне будут звонить домой, отвечай, что муж в данный момент занят или ушел в магазин. На работе секретарю велено переводить все звонки на тебя. Но, думаю, проверок не будет. Самое худшее, если позвонят в дверь и спросят меня. Но это только тогда, когда кто-то точно будет знать, что он — это я.

Вера заканчивала готовить завтрак, когда из ванной в халате вышел Володя. Он сел за стол, и тогда Вера сказала:

— Те, кто пытается руководить террористическим подпольем, вряд ли очень глупые люди.

— Я думаю, они подлые, но не глупые, — согласился Владимир.

— Если вдруг им кто-то скажет, что их эмиссар очень смахивает на одного питерского частного детектива, они просто обязаны проверить сообщение. Если они начнут звонить, а я каждый раз буду говорить, что ты вышел на утреннюю пробежку или в магазин, все сразу станет ясно. Не лучше ли подселить сюда какого-нибудь сотрудника, имеющего с тобой хоть какое-то сходство? Если кто из проверяющих увидит нас, возвращающихся домой под ручку или выходящих утром из квартиры, он сразу успокоится. Если он вдруг подойдет к твоему двойнику и обратится к нему, называя Владимиром, тот будет знать, как правильно ответить. Так ведь лучше?

— Именно это мне и предлагали, я обещал подумать.

— И потом, ты ведь будешь сам знать, когда встретишь кого-то из знакомых, и сможешь предупредить.

— Необязательно буду знать, что меня раскрыли. Так что предупредить не смогу. Может, у меня совсем не будет связи. И потом, я бы не хотел, чтобы здесь находился посторонний.

— А ты представь, что это мой телохранитель.

У них не было и двух дней для прощания. Володе оставили лишь одни сутки. День провели на работе, вернулись домой пораньше, рассчитывая растянуть последние часы, но очень быстро навалился вечер. Однако и он был испорчен. Без четверти семь в дверь позвонили.

— Не открывай, — прошептала Вера.

Но Владимир поднялся, натянул брюки и рубашку… А в дверь продолжали трезвонить. Так могла вести себя только Заморина. Ввалиться не как подруга, а как стихийное бедствие, разрушающее последние часы счастья.

— А вот и я! — закричала она с порога, протягивая Владимиру бутылку шампанского. — Простите, что не одна. Но мы просто мимо проходили.

Инна словно забыла, что она постоянно проходит и проезжает мимо, потому что живет почти в соседнем доме. Но сегодня она, очевидно, захотела продемонстрировать своего нового друга.