Не придёт.

Снимаю маску, потирая виски и переносицу. Запах роз слишком тяжел для меня. Теперь уж точно голова разболится. Вообще сегодня всё тянет меня вниз: и тяжелая объемная прическа, и многослойное платье, и растущая луна. Хочется уже раздеться лечь в постель. Хочется убежать хотя бы в сны.

— Ты здесь? — раздается удивленный голос из темноты кустов вьющейся розы. — А кто в салоне?

— Стефа, — устало отвечаю я.

— Забавно. А Кирьян в курсе?

— Конечно, нет, — отчего-то усталость наваливается на плечи еще сильнее. — Как вы себе это представляете: дядюшка Кир, одолжите мне Стефу на вечерок, она прикроет меня, когда я пойду на свидание с его величеством?

— Язвишь, маленькая моя? — усмехается король, подходя ближе.

— А что мне еще остается? Плакать?

— Думаешь, я счастлив? — сердито сжимает мои плечи Эстебан. — Думаешь, мне в радость влюбиться, будто мальчишке, в невинную девушку, которая годится мне в дочери?

— Счастлив, конечно, — усмехаюсь я, прижимаясь к нему теснее. — Любовь всегда счастье, разве нет? Иначе отчего ее воспевают поэты и певцы?

— Помолчи, сделай милость, — тихо говорит его величество, утыкаясь губами в мой лоб. — Давай просто помолчим.

— Что, и целоваться не будем? — не выдерживаю я.

— А что, тебе хочется?

— Конечно, — серьезно говорю я. — Это в любви самое главное!

И я тянусь к его рту, словно цветок к солнцу. Его величество нисколько не сопротивляется, напротив, ловит губами мои губы. Счастье наполняет меня с ног до головы.

Однако Эстебан — не юная девочка; он взрослый опытный мужчина. Как долго он вытерпит такое положение дел? Поцелуев ему скоро станет мало. Что же мне делать? Позволить ли ему… большее? Или раствориться в тени? Уйти и никогда не узнать, каково это — сгорать от страсти, вздыхать от блаженства… Мой выбор очевиден: если я люблю его, то хочу пройти до конца. И плевать на все приличия. Для чувств нет границ!

Увы, я не успеваю ни сказать, ни спросить: в оранжерее появляется мой двойник. Такое же платье, такая же маска. Даже перчатки на этот раз те же.

— Ви, отец ищет тебя, — машет мне рукой Стефа. — Он, кажется, того… набрался! Здрастье, ваше величество!

— Здравствуй, Стефания, — устало вздыхает король, отступая от меня на бесконечно длинный шаг. — Не могу сказать, что рад тебя видеть!

— А я, пожалуй, рада, — задумчиво склоняет голову его племянница. — Вы как приехали? Прихватите до дворца? Вечер для меня окончен.

Я с трудом подавила улыбку: мало кто осмелится разговаривать с королем с таким нахальством. Стефа берет дядюшку под руку, посылает мне воздушный поцелуй и уводит его прочь. Интересно, как быстро нас рассекретят?

Надевать маску бессмысленно. Надо идти искать отца. В любом случае мне здесь больше делать нечего. На выходе из оранжереи меня перехватывает какой-то юнец, намереваясь облобызать мои руки. Ну, Стефа! Погоди у меня! Какие авансы ты раздавала от моего имени?

— Простите, я спешу, — отталкиваю я какого-то представителя древнего рода (других здесь и нет).

— Прекрасная Виктория! — звучит мне в след. — Но мы ведь встретимся завтра? Вы обещали!

Я ее убью!

Недоросль галопом скачет за мной. Пришлось остановиться и приглядеться повнимательней. А, Ваенг!

— Послушайте, лорд Ваенг, — терпеливо говорю я. — Между нами ничего быть не может. Неужели вы не видите, что вы рысь, а я волк?

Юноша трезвеет на глазах.

— Как же так? — бормочет он. — Мне показалось…

— Пить меньше надо, — свысока бросаю я любимую мамину фразу и спешу ускользнуть, пока он не догадался, что нас было двое.

Всё, Стефочка, ты заигралась!

Отец не так уж и пьян, вернее, даже почти трезв. Взгляд у него ясный, хотя ему весело и язык заплетается. Это ничего. Вот когда он начинает говорить четко и по делу, причем непременно гадости — вот тогда уже окончательная стадия. Надо уводить его, пока он не выпил еще и со всеми не разругался. Пьян! Ха-ха! Кто хоть раз увидит, а точнее услышит пьяного лорда Оберлинга — вовек не забудет!

Вытащить его удалось не сразу: в карты ему везло. То есть все вокруг думали, что везло, но я-то видела, как отражаются карты лорда Стерлинга и лорда Ваенга в поверхности стеклянного стола. Пришлось пригрозить, что я расскажу обо всем маме. Только после этого он бросил свои абсолютно проигрышные карты на стол и встал с извинениями.

— Где ты была? — поинтересовался отец, накидывая мне на плечи пелерину. — Я тебя не видел.

— Здесь, — растеряно ответила я. — В салоне, с молодежью.

— Не ври отцу. Я тебя не чуял.

Я замерла испуганно, сердце застучало об ребра.

— Пить меньше надо, — прошептала еле слышно.

— Может и так, — согласился отец.

Пронесло!

С его величеством мы виделись еще дважды: на семейном вечере во дворце в честь дня рождения дядюшки Кирьяна (там только и удалось, что украдкой соприкоснуться пальцами) и на балу, устраиваемом семьей Цукерингов. Оттуда я убежала в парковый лабиринт. Холодный, с голыми ветвями, мокрыми от утреннего дождя лавками… идеально для свиданий. Поговорить, разумеется, не удалось. Да и не до разговоров было.

Иногда мне казалось, что я вовсе не живу, а сплю постоянно. Единственные минуты жизни были рядом с ним. Иногда, напротив, наши свидания казались ночным кошмаром, тем более, виделись мы всегда в темноте. Я всё больше боялась разоблачения и, в тоже время, растущая луна не давала мне покоя. Мне хотелось, чтобы поцелуи были жарче, руки смелее, тела ближе.

— Я хочу, — шептала я бесстыже, прижимаясь к Эстебану.

— Чего ты хочешь, радость моя?

— Вас… тебя!

— Завтра… — наконец произнес он. — Завтра приходи к западной калитке в полдень.

Я счастливыми глазами смотрела на своего короля. Завтра!

Уйти из дома в полдень оказалось до смешного просто. Маме я сказала, что иду к подруге, отца не было дома. У западной калитки меня встретил мужчина в черном плаще, скрывающем лицо. Смешной! Неужели я не узнаю его запах? Его величество провел меня через сад в маленький летний павильон со стрельчатыми окнами и красной крышей. Внутри горел камин, был накрыт столик на двоих, ласково светили свечи. Бархатные портьеры задернуты, создавая мягкий полумрак. Я скинула тяжелый шерстяной плащ, оставшись в весьма фривольном платье.

О, разумеется, у меня не было вызывающих нарядов! С низким вырезом — были, с открытыми плечами тоже. Но если не надевать нижнюю сорочку под строгое синее платье, в котором я, признаться, выглядела как ученица монастырского пансионата, вырез получается очень рискованным. И эта шнуровка на голой спине — она должна выглядеть соблазнительно. Во всяком случае Стефа, помогавшая мне выбрать столь провокационный наряд, сказала, что я потрясающая, и будь она мужчиной — непременно бы соблазнилась.