былины. Это побудило еще Л. Н. Майкова предположить, как мы отмечали, что это — первичная запись былины непосредственно с голоса или по памяти. Категоричность этого утверждения оспаривали А. М. Лобода и Б. М. Соколов. С другой стороны, мнение Л. Н. Майкова поддерживает и обосновывает в своих работах А. П. Евгеньева (см. комментарий, № 37). Во всяком случае, если это и копия, то чрезвычайно точно следующая за оригиналом (за исключением чисто механических отклонений) — записью былины с устного исполнения или по памяти.

Наиболее близкими к Библиотечному списку XVII века являются список собрания Овчинникова первой половины XVIII века (наст. изд., № 36) и список собрания Забелина конца XVIII века (наст. изд., № 38), особенно первый. В Забелинском уже больше изменений, что, по словам А. П. Евгеньевой, «находится в полном соответствии с тенденциями конца XVIII в. в отношении к произведениям устной поэзии».[33] Все три принадлежат к той версии сюжета, которая в изустных записях XIX—XX веков представлена преимущественно прионежскими вариантами и характеризуется наличием следующих эпизодов: 1) князь Владимир посылает трех богатырей за данями; выполнив это поручение, Поток на обратном пути, у моря, встречает девушку-лебедь, которая и становится его женой, но не на охоте, на которую послан князем, как в некоторых других вариантах (Кирша Данилов, № 23; Марков, № 8 и др.); 2) богатыри, отправляясь по поручению князя Владимира за данями, называют себя братьями и уговариваются выручать друг друга из беды (эта деталь композиционно важна, она используется в дальнейшем развертывании действия); смерть жены Потока случается в отсутствии Михайлы, когда он совершает воинские подвиги, выполняя новое поручение князя или просто «тешась» в чистом поле; 3) во исполнение уговора с женой — в случае смерти одного из супругов живому идти в могилу, Михайла дает похоронить себя; в могиле сражается со змеей и оживляет жену принесенной змеею живой водой (но не бьет железными прутьями саму жену, превратившуюся в змею, чтобы погубить Михайлу, как в одном из беломорских вариантов, — Марков, № 8); 4) слава о красоте Марьи или Авдотьи Лебеди Белой навлекает нашествие вражеского короля (или королей, царей, царевичей), требующего выдачи жены Потока; 5) после своего бегства с вражеским королем Лебедь Белая несколько раз пытается погубить Михайлу: опаивает его сонным зельем, связывает сонного, наконец превращает его в камень; характерная деталь этого эпизода: вражеский король отказывается убить Михайлу в сонном состоянии, как того требует Лебедь Белая; 6) богатыри, товарищи Потока, идут его отыскивать и с помощью старика-калики раскалывают камень и освобождают Потока от чар; 7) Поток приходит к королю, соблазнившему его жену, последняя снова опаивает его и пригвождает к стене; 8) дочь или сестра спасает Потока, заменяя его мертвым татарином; Поток расправляется с изменницей и ее любовником и женится на спасшей его девушке.

Остальные списки, содержащие изложение былины о Михайле Потоке, восходят в конечном счете к тому же тексту XVII века (о чем говорят многие буквальные совпадения), но через посредство какой-то копии или копий, сильно сокративших передачу содержания. Они представляют как бы краткую редакцию той же версии. В них вся заключительная часть после «отворота» Михайлы Потока (эпизода с разбиванием камня) передана сжато, всего в нескольких строках, причем выпущен весь эпизод с пригвождением Потока к стене и спасением его дочерью Кащея, хотя какие-то смутные следы этого эпизода можно видеть в упоминании о новой женитьбе Потока на дочери Кащея. Более кратко изложен и эпизод погони Михайлы за женой и ее любовником, более сжато говорится о выдаче Лебеди Белой Кащею. При отдельных текстуальных совпадениях с тремя первыми списками в данных списках одни и те же эпизоды в большинстве случаев переданы несколько иначе; таким образом, они не скопированы, а пересказаны. Заметно изменены лексика и фразеология в сторону усиления книжных слов и небылинных оборотов.

Таким образом, 6 имеющихся текстов на сюжет о Михайле Потоке, родственные между собою, образуют две редакции — полную и сокращенную.[34] Наличие довольно большого числа текстов о Потоке позволяет уяснить некоторые черты жизни этого сюжета в рукописной традиции. В ряде текстов заметно вмешательство писцов-книжников. Оно сказывается в ослаблении былинной фразеологии, усилении прозаичных речевых оборотов, например в замене прямой речи косвенной, в иной передаче отдельных эпизодов. Но это — главным образом редакторская работа. Ни один из текстов не подвергся более глубокой переработке, меняющей идейный смысл произведения, характер образов. В своей композиции и в разработке деталей все тексты сохраняют соответствие с живой устной традицией, зафиксированной записями XIX—XX веков.

Но имеются в них и своеобразные черты, которые отличают их от наиболее близких прионежских. 1) В действие вводится «купчина Золотой Орды» с заморскими товарами, который и рассказывает царю Кащею о красоте Михайловой жены. Ни в одном из устных вариантов XIX—XX веков былины о Потыке этого персонажа нет, но его роль напоминает роль Таракашки — гостя купца-заморенина в былине о Соломане и Василии Окульевиче и не противоречит общему стилю былины. 2) Замечательна деталь — князь Владимир, узнав о невесте Потока, просит «переступить» ее ему, князю. 3) С каждым новым приходом Кащея повторяются обращения князя Владимира к киевлянам за советом и требование киевлян отдать жену Потока Кащею; из позднейших вариантов только единичные содержат этот мотив:

Собирает тут Владимир стольне-киевской

Своих господ, своих бояр,

Стал он тут Владимир совет советовать

Со своима господамы, со своима бо́ярам:

«Ежли нам не отдать этой Марьи лебедь белой королевичной,

Приведут наш стольной Киев-град во розорение».

(Гильфердинг, I, стр. 352).

4) В некоторых прионежских вариантах возникает мотив пристрастия Потока к вину; именно тем, что он пьянствует, мотивируется его частое отсутствие, весть о смерти жены приходит в кабак (например: Рыбников, I, № 12; II, № 196 и др.). В рукописных текстах отсутствие Михайлы каждый раз обусловлено его отъездом в чистое поле для ратных забав и подвигов. 5) Нет в данных текстах и появления Михайлы перед вражеским королем в женском платье (см.: Гильфердинг, №№ 39, 40 и др.). Героический образ Потока более выдержан в данных записях, и это — замечательная черта рукописных текстов, говорящая о том, что в них запечатлен более древний вид сюжета.

Оба текста, содержащие сюжет о Ставре Годиновиче, тоже обнаруживают тесную связь с устной традицией и по содержанию и, в основном, по языку, лексике, фразеологии, в особенности список первой четверти XVIII века из собрания Буслаева (наст. изд., № 44). Эпический стиль настолько хорошо отражен в данном тексте, что вызывает предположение о записи с голоса или по памяти